Повесть о декабром чертополохе

И он невесело рассмеялся.

– Точно. Мне надо записаться к неврологу. Или психиатру. Или кто там такими делами заправляет.

– Так ты же служил в армии, – напомнил Виталик. – Что ж, тебя не проверял мозгоправ?

– Проверял. Он спросил, что значит пословица «шило в мешке не утаишь». Прикольно, да?

– На дурачка?

– На него, родимого. Но самое смешное, что кто-то не прошёл этот тест.

– Не переживай, Вадя, может, ты просто перенервничал. Переработал. Сейчас придёшь к своей торбе, она обнимет тебя пухлыми ручонками, проведёт на кухоньку, и будешь ты жрать свою курицу, зажаренную целиком. И запьёшь это чем-то вроде того, что мы только что отдали Ларину.

Вадим всё же улыбнулся – не от того, что Иллариона Николаевича его напарник назвал Лариным; и не из-за того, что он опять только что стебался по поводу веса его девушки; а по поводу того, что хороший ужин в компании с любимой девушкой действительно делает любой вечер куда лучше.

– И потом она потащит тебя в спальню, я уверен…

– Угомонись, Виталя.

– Нет, ты скажи мне, – не унимался напарник. – Ты никогда не хотел найти кого-то посимпатичнее?

– Нет, – отрезал Вадя.

– А надо было бы. Глядишь, тогда и не сбрендил бы от всей этой бытовухи.

– А ты почему не сбрендил? У тебя же вообще никого нет.

– А я творческая натура. Я учился на художника… Я всё воспринимаю куда легче.

– Кроме своей настоящей работы.

– Кроме неё.

Они замолчали, слушая мерное гудение мотора. И вскоре они опять проезжали ту деревню, в которой всё это произошло…

«Что произошло? Ничего и не было. Это как в школе. Если на тебя сегодня наплевали старшеклассники, поставили подножку, толкнули, это очень обидно. Но только сегодня. Через неделю ты уже живёшь дальше и просто не вспоминаешь о том неприятном дне».

И тут же сильно нахмурился.

«Если это не происходит каждый день».

Завыл ветер, причём так мощно, что Виталий даже немного дёрнулся.

– Ну и ветрюга, – сказал он. – Опять притащит…

– Это не ветер, – коротко бросил Вадим. – Тормози! Тормози!

Виталий посмотрел на Вадю как на умалишённого, но всё же плавно притормозил и посмотрел укоризненно. Тот молча открыл дверь, впустив поздневечерний зимний воздух и прислушался. Вой – внезапный, глубокий, многоголосый – взрывом прокатился по окрестностям.

– Ветер, говоришь?

– Неприятно тут жить, согласен, – сказал водитель. – Волки. Уверен на сто процентов. я представляю, какие они тут здоровые… Эх, был у меня один знакомый охотник, собиратель шкур. Сейчас бы сказал ему, он бы приехал, пострелял. Давай-давай, закрывай дверь, поехали уже!

– А почему не постреляет? – Хлопок дверью.

– Он повесился два месяца назад, – сказал Виталий, снова помрачнев. – Вот ты представь, у человека и карабин, и нож охотничий – настоящее мачете… А он берёт и вешается.

– Невесёлая история, – признался Вадим. – А причина?

– Застукал жену с каким-то боксёром. В общем, ещё и от любовника её получил… Вот и не вынес позора. Оставил жену с сыном-подростком.

– Тоже охотник?

– Нет, любитель компьютеров. Эрудит. Книжный червь. Видел его. Тощий, щуплый, очки такие большие. Глядишь, что вот-вот свалится под весом своих же очков. Ты вдупляешь?

Вадим «вдуплял», но решил промолчать и в этот раз, что-то ему меньше всего хотелось обсуждать такие истории сейчас. Они ехали и ехали, пока вскоре не показался город: мириады огней в темноте, и этот пейзаж принёс не просто облегчение, а даже абсолютное успокоение. Так чувствуют себя люди, вынырнувшие, наконец, из проруби и добравшиеся до тёплого пледа с печенюшками.

– Давай я тебя подброшу до дома, а то ты сегодня не в духе.

Вадим не стал спорить, и минут через двадцать фургон уже въезжал в спальный район, застроенный девятиэтажками, обставленными со всех сторон машинами – и на парковках, и во дворах. Везде. Почти во всех окнах горел свет, а около некоторых подъездов сидела молодёжь, студентнота.

– Тебя, может, проводить надо? А то как бы не накостыляли вон те ребята…

Вадим посмотрел на своего напарника, но так и не понял, шутит тот или говорит серьёзно.

– До понедельника.

Он выбрался из машины, прокручивая в голове строчки Айовы о том, что «осталось лишь снять усталость», и медленно поплёлся к дому, думая, что промокшие сегодня ноги просто так ему не простят его забеги по глубокому снегу… Студенты притихли, когда он подходил к подъезду, а фургон, напротив, заурчал посильнее – Виталик поехал домой тоже.

– Я дома, – сказал он в домофон.

– Наконец-то, – ответил ему женский голос, и, даже не видя свою суженую, Вадим понял, что та улыбается. Но перед тем, как войти в подъезд, он всё же остановился… Нащупав в кармане семь рублей одной монетой, он прицелился в стоящую неподалёку урну и кинул её прямиком туда. Монета грустно звякнула.

– Трёхочковый, дядь, – прокомментировал один из подростков, впрочем, совершенно беззлобно, и остальные тихо рассмеялись.