Повесть о доме Тайра

Военачальники князья Сукэмори, Аримори и Тадафуса — уж не от великого ли стыда? — бежали к бухте Такасаго, в краю Харима, сели там на корабль и укрылись в крепости Ясима, в краю Сануки. А младший из братьев, Моромори, правитель Биттю, вместе с самураями Киёиэ и Морикатой бежали в крепость Ити-но-тани.

9. Старый конь

Князь Мунэмори послал Ёсиюки Абэ к вельможам Тайра, велев сказать им: «Куро Ёсицунэ сломил нашу оборону в Микусе и уже вторгся в наши пределы. Под угрозой наш боевой стан в предгорье. Выходите все на битву, дабы воинство Ёсицунэ отбросить!» Но никто не согласился выступить против Ёсицунэ, все отказались. Тогда Мунэмори отправил посланца к Норицунэ, правителю Ното, велев сказать: «Прости, что всякий раз призываю тебя на помощь, но не выйдешь ли против Ёсицунэ?» И правитель Ното ответил: «Каждый должен считать ратное дело своим главным, первейшим долгом! Разве можно добиться победы, если перебирать, словно на охоте или на рыбной ловле: „Туда не пойду, там улова не будет!“ или: „Это место сулит удачу, туда — согласен!“… Я, Норицунэ, повинуясь приказу готов сражаться в самом трудном месте! Ручаюсь, мы отразим врага и обратим его в бегство!» Возликовал Мунэмори, услышав такой ответ, и прислал правителю Ното десять тысяч воинов во главе с Моритоси, прежним правителем земли Эттю. Норицунэ вместо со старшим братом своим Митимори встали обороной у подножья перевала Хиёдори, защищая крепость Тайра в Ити-но-тани со стороны горного кряжа.

Князь Митимори вызвал в боевой стан свою супругу, чтобы в последний раз свидеться с нею в хижине, служившей временным пристанищем правителю Ното. Узнав об этом, разгневался Норицунэ.

— Я послан сюда, потому что здесь трудное, опасное место! Нам и впрямь предстоит нелегкая битва! Того и гляди, мы опомниться не успеем, как сверху, с гор, обрушатся на нас воины Минамото! Даже если схватим лук, да не успеем вложить стрелу, много ли будет проку? А вложим стрелу, да не успеем натянуть тетиву — что с того толку? Мыслимое ли дело миловаться с супругой в такое время? На что же ты будешь годен? — так упрекал он старшего брата, и Митимори, как видно, рассудив, что он прав, поспешно облачился в доспехи, а жену отослал обратно.

На закате пятого дня Минамото покинули равнину Кояно и подступили совсем близко к роще Икута. Поглядели Тайра в ту сторону и увидали — повсюду Минамото встали боевыми заслонами и зажгли сигнальные костры. По мере того как сгущалась ночная тьма, свет костров казался лунным сиянием, как будто луна поднималась из-за горной вершины. Тайра тоже решили, по обычаю, зажечь сторожевые огни и тоже развели костры в роще Икута, по мере того как приближался рассвет, их огни казались звездами, угасающими на светлеющем небе. И невольно вспоминались им строчки старинной песни:

…что это — звезды
во мгле предрассветной
иль светляки над рекой?

Куда ни глянь — повсюду раскинули стан боевые дружины Минамото; воины кормили коней и, казалось, вовсе не торопились. А Тайра с замиранием сердца ожидали: вот сейчас, вот сейчас враги начнут наступление! — и тревожно было у них на сердце.

На рассвете шестого дня Куро Ёсицунэ разделил свое войско надвое: Санэхира Дои и с ним семь тысяч всадников он отправил к западным пределам долины Ити-но-тани, а сам во главе более трех тысяч всадников двинулся в обход, по дороге Тамба, чтобы ударить на Ити-но-тани с тыла, через перевал Хиёдори.

— Эти горы славятся крутизной! — говорили друг другу воины. — Если все равно умирать, так уж лучше сложить голову в честном бою с врагом! А погибнуть, сорвавшись в пропасть, — незавидная доля!

Тут выступил вперед Суэсигэ Хираяма, уроженец земли Мусаси.

— Я, Суэсигэ, хорошо знаю эти горы! — сказал он.

— Ты родился и вырос в восточных землях и сегодня увидал эти горы впервые в жизни. Как же ты говоришь, что они тебе хорошо известны? Никак невозможно тебе поверить! — отвечал ему Ёсицунэ.

— Господин, тебе не подобают такие речи! — дерзостно возразил ему Хираяма. — Как любому поэту известно о цветении сакуры в Хацусэ или в Ёсино, так и воину, искусному в ратном деле, должна быть известна обстановка в тылу вражеских укреплений!

Вслед за Хираямой выступил вперед Киёсигэ Бэппу, юноша восемнадцати лет.

— Мой отец, монах Ёсисигэ, — сказал он, — учил меня: «Заблудившись в горах, на охоте ли, на войне ли, пусти вперед старую лошадь и ступай за ней следом! Она обязательно выведет тебя на дорогу!»

— Хорошо сказано! — воскликнул Ёсицунэ. — Недаром существует предание о том, как старый конь отыскал дорогу на засыпанном снегом поле![555] — И с этими словами он поставил вперед старого мышастого коня под легким золоченым седлом, надел ему серебристую уздечку, закинул повод за переднюю луку и двинулся за конем в неведомую горную глушь.