– Здесь я, возле тебя! – сказала мадам Дефарж с обычным своим спокойствием, но на этот раз без вязальных спиц.
Ее твердая правая рука вместо спиц вооружена была топором, а за поясом были у нее пистолет и острый нож.
– Ты куда пойдешь, жена?
– Теперь пока пойду за тобой, – ответила она, – а потом ты меня увидишь во главе женщин.
– Идем! – крикнул Дефарж зычным голосом. – Патриоты и друзья, мы готовы! На Бастилию!
Раздался дружный вопль, как будто голоса всей Франции соединились для произнесения этого ненавистного имени; человеческое море поднялось и непрерывными волнами покатилось по городу к одному пункту. Колокола зазвонили в набат, барабаны забили тревогу, волны с ревом набежали на берег – атака началась.
Глубокие рвы, двойные подъемные мосты, толстые каменные стены, восемь мощных башен, пушечная пальба, ружейный огонь, дым и пламя. Сквозь дым и пламя, в центре дыма и пламени – потому что морские волны выбросили его на пушку, и он в ту же минуту стал канониром – виноторговец Дефарж работал, как храбрый солдат, в течение двух яростных часов.
Глубокие рвы, подъемный мост, толстые каменные стены, восемь мощных башен, пушки, ружья, пламя и дым. Один подъемный мост спущен.
– Работайте, товарищи, работайте дружно! Трудись, Жак Первый, Жак Второй, Жак Тысячный, Жак Двухтысячный, Жак Двадцатипятитысячный! Во имя всех ангелов или всех чертей, работайте!
Так говорил виноторговец Дефарж, не отходя от пушки, которая давно уже стала горячей.
– Ко мне, женщины! – кричала его жена. – Как, разве мы не можем наравне с мужчинами убивать, когда берут крепость?
И женщины стекались к ней с пронзительным и жадным воплем, также разнообразно вооруженные чем попало, но все голодные и жаждавшие мести.
Пушки, ружья, пламя и дым, но опять глубокие рвы, опять подъемный мост, толстые каменные стены и те мощные восемь башен. В бурном море легкие перемещения по случаю уборки раненых. Оружие сверкает, факелы пылают, возы влажной соломы дымятся, во всех направлениях кругом воздвигают баррикады, крики, пальба, проклятия, безумная храбрость, треск, разрушение и яростный рев бушующего моря; но вот еще глубокий ров, еще подъемный мост, и толстые каменные стены, и восемь мощных башен, а виноторговец Дефарж все не отходит от пушки, и она стала еще вдвое горячее, потому что он палит из нее уже четыре яростных часа.
Но вот над крепостью взвился белый флаг, и произошли переговоры; все это смутно виднелось в дыму и пламени, а не слышно было ровно ничего. Как вдруг море поднялось, раскинулось еще выше и шире, увлекая виноторговца Дефаржа через спущенный подъемный мост, мимо толстых каменных стен в недра восьми мощных башен, которые сдались!
Сила океана, увлекшего за собой Дефаржа, была так неодолима, что он не мог ни остановиться вздохнуть, ни даже повернуть голову, и его несло бурными волнами все вперед, пока он не очутился на внешнем дворе Бастилии. Тут он прислонился к стене и попытался оглянуться вокруг. Жак Третий был почти рядом с ним; мадам Дефарж во главе нескольких женщин виднелась невдалеке, с ножом в руках. Повсюду были странная возня, восторженные крики, оглушительный шум, безумная ярость и мелькание дикой, необузданной пантомимы.
– Выдавайте пленников!
– Списки, списки!
– Потаенные камеры!
– Орудия пытки!
– Заключенные! Где заключенные?
Из этого моря беспорядочных возгласов всех чаще раздавалось требование: «Заключенных!» – и этот крик подхватывала все прибывавшая толпа, как будто и конца ей не было. Когда передовые волны прокатились мимо, увлекая с собой служащих при тюрьме и угрожая им немедленной смертью, если хоть одна потайная келья останется неотпертой, Дефарж положил свою сильную руку на грудь одного из сторожей – человека почтенного вида, с седой головой и с факелом в руке; он отстранил его от толпы и поставил между собой и стеной.
– Покажи мне Северную башню! – сказал Дефарж. – Да проворнее!
– Я готов хоть сейчас, – отвечал сторож, – пожалуйте за мной. Только там никого нет теперь.
– Что означает: номер сто пятый, Северная башня? – спросил Дефарж. – Скорее!
– Как «что означает», сударь?
– Значит ли это, что так звали пленника, или это название тюрьмы? Отвечай, не то убью!
– Убей его! – прокаркал Жак Третий, подходя совсем близко.
– Это такая келья, сударь.
– Покажи!
– Пожалуйте сюда.
Жак Третий, обуреваемый своей неутолимой жаждой и, видимо, разочарованный тем, что разговор не обещал окончиться кровопролитием, ухватился за руку Дефаржа, державшего за руку тюремного сторожа. В течение кратких переговоров они должны были совсем столкнуться головами, чтобы расслышать друг друга, так оглушительны были шум, крики и топот толпы, ворвавшейся в крепость и наполнявшей постепенно все дворы, лестницы и переходы. Этот человеческий океан бился также о внешние стены, и слышно было его сплошное хриплое рычание, изредка прерываемое более звонкими криками, похожими на всплеск волны.