Повесть о двух кораблях

Капитан-лейтенант Ларионов лежал в штурманской рубке на узком кожаном диванчике, подогнув ноги, повернувшись лицом к переборке.

На переборке рокотал указатель глубин — эхолот, четко отсчитывал мили лаг, тикали большие корабельные часы. Может быть, поэтому не было слышно дыханья командира. Он лежал как мертвый, в расстегнутой меховой куртке, прикрыв лицо жестким рыжим воротником.

Штурман стоял у высокого стола, над распластанной картой Баренцева моря, с густо нанесенными на нее цифрами глубин и тонкими извилистыми линиями изобат, похожих на неподвижные волны. Он сбросил куртку, был в одном кителе, мешковато сидевшем на его сутулой фигуре. Темно-синие рукава, с двумя золотыми потертыми нашивками на каждом, прикрывали большие смуглые кисти. Белая полоска подворотничка пересекала коричнево-красную шею.

— Ну как, разбираетесь понемногу в нашем хозяйстве? — спросил штурман, старательно нанося на карту остро отточенным карандашом тоненький, четкий треугольник.

— Понемногу разбираюсь, — нетвердо сказал Калугин. Теперь, когда штурман работал с картой, опять казалось несвоевременным отвлекать его внимание разговором.

— Хозяйство мое простое. — Исаев вынул из кармана две папиросы, одну протянул Калугину, другую закурил сам. — Обязанность штурмана — в любой момент дать командиру место корабля. Сейчас вот ходим здесь, по этому квадрату. Вот мое место.

Примятым картонным мундштуком он указал на острие длинного, состоящего из треугольничков зигзага, чернеющего на матово-серой карте.

— Хозяйство простое, а в дальних плаваньях ответственности хватает. Какой-то морской писатель сказал: «Настоящий штурман плавает больше в глубинах моря, чем на его поверхности». Волна — только внешняя трудность, она постоянно осложняется подводным строением тех мест, которыми проходит корабль. — Он провел ладонью по карте. — Вот оно — строение морского дна. Видите цифры? Это глубины. Эти извилины — изобаты, рисунок подводных глубин. Все эти мели, приглубости, рифы я должен знать наизусть.

Оживившись, он повернул к Калугину свое угловатое, морщинистое лицо.

— Занятные случаи бывают в штурманской практике. Помню: у берегов Африки пошел я как-то отдохнуть, сдал вахту второму штурману. Вдруг будят, срочно вызывают на мостик. Сменщик мой стоит расстроенный, бледный. В чем дело? Смотрю на карту, а его прокладка уже на берег залезла. Если по карте судить, плывет наш корабль прямо по суше, по вершинам скал. Спрашиваю: «А вы сделали поправку на снос силами течений и ветра?» Оказывается, не сделал, забыл. Вот и получилось: находясь в море, залезли мы, по карте судя, прямо на скалы... А ведь могло быть и наоборот: могли на карте идти далеко в море, а фактически уже напороться на берег.

Он мельком глянул на приборы, вычертил еще один треугольничек в конце зигзага.

Капитан-лейтенант шевельнулся и снова затих, дыша мерно и глубоко.

— Мы, кажется, мешаем спать командиру? — спросил Калугин.

— На этот счет не беспокойтесь. Разговор, ходьба нам сна не нарушат. Иначе, как могли бы жить в дальних походах?

— Но, может быть, отвлекаю своим разговором вас? — настаивал Калугин.

— Нет, не отвлекаете... — Тонкие, смешливые морщинки стянулись вокруг глаз Исаева. — Думаете, тоже можем сейчас выскочить на берег? Не выскочим. Здесь берега далеко и глубины большие. И болтаемся все время в одном и том же квадрате.

— В таком случае давайте набросаем сейчас конспектик статьи, — быстро сказал Калугин, доставая карандаш и блокнот.

— Какой статьи? — Искусственное изумление прозвучало в голосе нахмурившегося штурмана.

— Статьи за вашей подписью в нашу газету, — терпеливо разъяснил Калугин. Эти разъяснения и уговоры он уже давно привык воспринимать как часть своей фронтовой работы. — Я уже говорил вам, товарищ Исаев. Что-нибудь на тему «Штурманская работа в боевом походе». Поскольку вам, конечно, некогда писать самому, я запишу ваши мысли, потом дам статью вам на утверждение.

— Штурманская работа в боевом походе... — со снисходительным сожалением повторил Исаев. — А что можно сказать интересного об этой работе? Где вы видите здесь материал для статьи? Вот если, бы пришли ко мне в мирное время... — Его лицо приобрело мечтательное выражение, он сильнее сгорбился над картой. — Знаете, где я был бы сейчас в мирное время? Шел бы где-нибудь под Южным Крестом, в Антарктике или у Огненной земли, прокладывал бы новые пути нашего торгового флота. Я, знаете ли, не военный. Штурман дальнего плаванья. На ледоколах много ходил... Обогнул самую южную оконечность Африки — мыс Доброй Надежды — на транспорте «Революционер». Самую северную оконечность Африки — мыс Бон — на транспорте «Каганович». Видел три Золотых Рога: во Владивостоке, в Константинополе, в Сан-Франциско... Видел остров Слез при входе в Нью-Йоркский порт. На ледоколе «Карл Маркс» прошел Северным морским путем через пять морей Ледовитого океана... А теперь вот помогаю засорять минами эти самые пути...

— ...Чтобы сохранить достижения мирного времени, — сказал Калугин.