Повесть о двух кораблях

— Как же, вы совсем не доверяете ей, а жениться хотите?

— Свадьбу я с ней все равно сыграю, — твердо сказал Старостин. — Только до этого, похоже, в конец меня изведет.

— Но если не уверены в ней, вас и после женитьбы будет ревность мучить.

— Точно, — тихо сказал Старостин.

«Сложный вопрос! — думал Калугин. — Какие тут могут быть советы?» Но Старостин и Филиппов глядели выжидательно.

— А может быть, товарищ Старостин, вам поговорить с ней вполне откровенно? Вот как сейчас со мной говорите. Вам кажется, что она с вами играет. А может, и не думает совсем о замужестве. Просто любит встречаться с вами по-дружески, как с боевым моряком. А если любит, должны вы ей доверять... Она комсомолка?

— Комсомолка. Телефонисткой служит при штабе.

Звякнули кольца, отодвинулся занавес. Старший лейтенант смотрел на Старостина, подперев голову ладонью.

— Мне позволите вступить в разговор? Ты, старшина, обдумай, что товарищ капитан сказал. Поговори с ней по душам, откровенно. Может быть, и не нужен ей вовсе этот загс. Болтаешь с ней, верно, о разных любовных пустяках, а человека в ней не видишь. Ты мне вот что скажи: человек она хороший? Стоит твоей любви?

— Девушка она подходящая, развитая, — сказал Старостин. — Со многими матросами дружит, а держит себя строго. Похвастать никто не может.

— Так посмотри ты на нее как на друга, как на фронтового товарища, — задушевно сказал Снегирев. — Ты вот коммунист, а к девушкам у тебя старый подход. Ревновать, говоришь, будешь? А почему требуешь от нее большой любви? Жалеешь ли ее больше, чем себя, хочешь ли ей жизнь облегчить, ее интересы понять? Расспроси ее: о чем мечтает, чего от жизни ждет, свои думки-мечты расскажи. Так просто, по-хорошему, верно, не говорил с ней ни разу?

— Как-то не случалось, — сказал отрывисто Старостин, глядя на Снегирева.

— Вы же советские люди, у вас недомолвок быть не должно. Если подходит она тебе как друг, ценит тебя как человека, тогда какое может быть недоверие? А согласится за тебя выйти, подашь рапорт командиру, сыграем свадьбу всем кораблем.

— Старший лейтенант прав, — сказал Калугин.

— Не мучьте себя сомнениями, а поговорите начистоту. Если действительно нравитесь ей, она вас поймет, это дела не испортит.

— Так, — помолчав, сказал Старостин. Он и Филиппов поднялись с дивана.

— Ну, спасибо за разговор. Разрешите быть свободными?

— Свободны, товарищи.

Старший лейтенант сел на койке, застегивая китель.

— Да вот еще что, Филиппов: есть вам партийное поручение. Вы как, с минером Афониным подружиться еще не успели?

— Особой дружбы нет, товарищ старший лейтенант, — сказал Филиппов.

— Так вот, орлы, подружитесь с ним. Примите его в свою компанию. Ясно?

— Ясно, товарищ комиссар.

— Я не комиссар, — с неожиданной строгостью сказал Снегирев. — Я заместитель командира по политической части... Так вот, старшины. Афонин матрос хороший и человек будто не плохой, а только на корабле ему еще трудновато, нужны ему настоящие друзья. Конечно, я вас не неволю, не сможете сдружиться с ним — не нужно, но постарайтесь. Как коммунистов прошу.

— Есть постараться сдружиться! — с обычной своей серьезностью сказал Старостин, а Филиппов только молча кивнул головой.

— Мы их тремя мушкетерами зовем, — сказал Снегирев Калугину и рассмеялся своим тонким, заразительным смехом, — Их вот двоих и еще Зайцева. Одногодки, вместе пришли на корабль, водой не разольешь... Ну, шагайте, мушкетеры!

Он уже надел реглан. Все четверо вышли из каюты. Калугин крепко пожал руки старшинам, накинул и застегнул на ходу полушубок. Вместе со Снегиревым поднялся на мостик.

Корабль подходил к базе. Округлые, синевато-черные у подножий, белеющие снегами наверху сопки надвигались с обеих сторон, охватывали корабль гранитным объятием, проплывали с боков трещинами дальних, обнаженных ветрами ущелий, острыми вышками хребтов.

На мостике, у машинного телеграфа, стоял капитан-лейтенант Ларионов, глядя прямо вперед из-под низко надвинутого на глаза козырька. У него был обычный бесстрастный, даже несколько сонный вид.

В ответ на приветствие Калугина он отдал честь четко и равнодушно; подняв бинокль, стал внимательно всматриваться в береговой рельеф.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ БЕРЕГ

Где снежный берег в море врос

Домами низкими столпился,

Блестит обледенелый трос,

Эсминец длинный лег у пирса.

Бегут по скалам провода,

Алеют на морозе лица,

И желтоватая вода

Туманом медленным дымится.

Таков полярный город мой — зимой ...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вода залива еще была подернута белым, колышущимся дымом тумана, но очертания берегов проглядывали все яснее.

Будто возникая из небытия, проносились мимо прильнувшие к самой воде домики береговых сигнальных постов, проступали слоистые очертания сопок, с округлыми скосами снеговых полей, с темными вершинами, оголенными ветрами.