Повесть о фронтовом детстве

Штаб разместился в каменном доме с высоким крыльцом и большими светлыми окнами. Дядя Вася вместе с разведчиками притащил в комнату длинный стол и стулья на всех, вынес лишние вещи.

Разведчики теперь ходили в гимнастерках и пилотках. А Пётр Иваныч носил мягкую фуражку с зеленым козырьком. В доме все были в военном и только один я в гражданском, вроде чужой.

Как-то вечером Пётр Иваныч, Витя и дядя Вася о чем-то тихо разговаривали. Я подошел к ним. Они повернулись ко мне. Глаза их были хитрыми. Пётр Иваныч вдруг громко сказал, будто меня и не было в комнате:

– Как, Витёк, думаешь, может, пора уже нашему Фёдору настоящим разведчиком быть?

– Думаю, пора.

– А ты, Егорыч?

– Заждался Федюшка, давно пора.

– Значит, решено!

Пётр Иваныч, как фокусник, вытащил из-за спины новые кирзовые сапоги:

– Получай, Фёдор.

– А это добавка к ним. – И Витя положил рядом с сапогами новое обмундирование.

– Доволен? – спросил Пётр Иваныч.

Я от радости совсем растерялся. Все слова вылетели у меня из головы.

Пётр Иваныч усмехнулся:

– Однако сапоги-то великоваты. Впору прятаться в них. Перешивать придется.

– Это уж по моей части, – сказал дядя Вася. – До фронта сапожным делом занимался, а тут и вовсе сапожником стал.

Дядя Вася всё может

На другой день после обеда мы с дядей Васей пошли в сапожную мастерскую. Она находилась в том же селе, где и баня. Из усадьбы к селу вела прямая дорога.

Дядя Вася нес сапоги под мышкой. Чего он только не умел – и пахать, и сеять, и косить, и жать, и дом поставить, и за лошадьми ходить, и одежду починить, и еду приготовить! А теперь он мне сапоги сошьет!

Мы вошли в хату. В ней кисло пахло кожей. В углу в кучу были свалены красноармейские ботинки и сапоги. На длинном низком столе лежали дратва, куски кожи, сапожные колодки, железные и деревянные гвоздики, грязный воск.

На раскладных стульчиках сидели бойцы в фартуках и тачали сапоги. Все они были старше разведчиков, а один, с усами, даже старше дяди Васи. Работали молча. Только слышался стук молотков по коже.

– Привет, славяне! – поздоровался дядя Вася.

– Егорычу – почтенье, – ответил усатый.

– Поработаю немного. А то вот разведчик наш без сапог ходит.

Дядя Вася надел фартук, сел на свободный стульчик, вытащил из кармана прихваченный в штабе лист бумаги и расстелил на полу:

– Сымай правый ботинок и ставь сюда ногу.

Он обвел карандашом на бумаге мою ступню, посмотрел на лист и сказал огорченно:

– Где ж на тебя тут колодку подберешь?

– Чего заскучал? – посмотрел на дядю Васю усатый. – На, держи! Подгонишь на пацана!

Усатый кинул ему две деревянные колодки. Они были старые, все в маленьких дырочках от гвоздей. Дядя Вася повеселел, взял сапожный нож, быстро подогнал колодки под мои ноги. Потом поточил нож на оселке и принялся за сапоги. Он легко резал кожу, натягивал ее на колодки, вколачивал тонким молотком гвоздь к гвоздю, протягивал обеими руками дратву. С его лица не сходила улыбка. Он всегда был таким, когда делал какое-нибудь невоенное дело.

Уже совсем свечерело, когда дядя Вася закончил работу. Он разогнул спину и положил руки на колени:

– На сегодня хватит. Посижу еще денек – и сапоги будут в самый раз.

Когда мы вернулись к себе, нас ждал Витя:

– С портным договорился. Сейчас был здесь. Земляк. Наш, воронежский. На одной улице жили. Узнал обо мне, сам разыскал. Завтра утром пойдем к нему.

На фронте бойцы всегда земляков ищут. Тут земляки – как родные братья.

– Мишка свое дело знает, – рассказывал Витя. – Мастер высшего класса. У нас в ателье работал.

Серьезный портной

Портновская мастерская помещалась рядом с сапожной, в соседней хате. В ней было чисто, приятно пахло горячим утюгом, шинельным сукном. В углу стояла швейная машинка.

Портной сидел на столе, подставив под ноги табуретку. Он низко склонился над новеньким офицерским кителем с наметкой белыми нитками и работал иглой. На шее у него висел матерчатый сантиметр. Увидев нас, он улыбнулся Вите и соскочил на пол.

Он хромал и немного горбился.

– Явился, клиент, – сказал портной важно. – Очень приятно. Что желаете заказать? Слушаю вас.

Портной обращался ко мне по-взрослому и как будто совсем не замечал Витю. Может, он забыл, о чем тот его просил?

– Значит, форму шить будем, – продолжал портной тем же тоном. – Надеюсь, материал не забыли? Прошу.

Я протянул ему сверток. Он ловко развернул его, расстелил на столе брюки и гимнастерку, уперся левой рукой в бок, правой взялся за подбородок и, прищурясь, смотрел на обмундирование.

– Та-ак, – протянул он важно. – Материал подходящий. Прошу, клиент, раздеваться.

Я торопливо стащил с себя курточку, рубашку.

– До пояса. Только до пояса. Хватит.

Он неожиданно сильно взял меня под мышки и поставил на табуретку:

– Стоять смирно. Пятки вместе, носки врозь. Дышать разрешается.

Портной стал меня обмерять. Руки его быстро делали свое дело. Холодный сантиметр щекотно прикасался то к груди, то к спине, то к животу. Портной подошел к столу, записал на бумажке цифры и опустил меня на пол:

– Можете одеваться.