Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4.

Обетом готов
Я себя связать на века,
И как же печально,
Что даже в завтрашний день
Нам не дано проникнуть.

Ах нет, нельзя так думать. Это не к добру. Отчего я не могу поступать так, как велит сердце?.. Вы даже не представляете себе, сколько препятствий я должен буду преодолеть, чтобы снова приехать сюда. Когда я думаю об этом, мне хочется умереть. Для чего мы встретились? В тот раз вы были так неприступны… Наверное, я не должен был разыскивать вас.

Она же, взяв смоченную им кисть, написала:

«На неверность твою
Сетовать вряд ли стоит.
Не лучше ли вспомнить,
Что нет ничего в этом мире
Непостоянней, чем жизнь».

«Она, кажется, готова заранее упрекать меня за будущие измены!» — подумал принц.

— Но от кого же вы успели узнать, что такое неверность? — улыбнувшись, спросил он и попытался выяснить, когда Дайсё перевез ее в Удзи, но тщетно.

— Вы задаете вопросы, на которые я не вправе отвечать, — сказала девушка, сердито на него глядя.

«Ну что за дитя!» — умилился принц.

Токиката вернулся к вечеру, и его приняла Укон.

— Как раз при мне пришел гонец от Государыни-супруги, — сообщил он. — Левый министр недоволен поведением принца, да и сама она изволит гневаться, полагая, что его безрассудные похождения добром не кончатся. К тому же она боится, что слух об этом дойдет до Государя. Я же сказал, что принц поехал к одному отшельнику, живущему в Восточных горах.

— В какие только заблуждения не впадает человек из-за женщин! — добавил он. — Вот я, казалось бы, совсем ни при чем, а и то принужден лгать, изворачиваться.

— Значит, вы присвоили нашей госпоже звание отшельника? Это наверняка облегчит бремя, отягчающее вашу собственную душу. Но нельзя не признать, что поведение вашего господина истинно заслуживает порицания. Знай я заранее о его приезде, я наверняка бы что-нибудь придумала, хотя и это было бы нелегко. А так… Удивительное легкомыслие!

Укон поспешила передать принцу слова Токикаты, и он содрогнулся от ужаса, представив себе, сколь велико должно быть возмущение его близких.

— Вы и вообразить не можете, как тяжело живется человеку, имеющему столь высокое звание, — пожаловался он. — Ах, почему я не могу хотя бы на время стать простым придворным? Что же мне теперь делать? Вряд ли нам удастся сохранить эту тайну. А что скажет Дайсё? Мы всегда были так близки… Разумеется, при нашем родстве это естественно, но поверьте, у меня никогда не было более близкого друга. Я умру от стыда, если он узнает. К тому же, как водится, он станет во всем винить вас, забыв, что именно ему вы обязаны своим одиночеством. О, если б мы могли уехать отсюда в какое-нибудь укромное жилище, о котором не знала бы ни одна живая душа…

Так или иначе, принцу нельзя было оставаться в Удзи еще на один день. Но душа его, «видно, спряталась где-то в ее рукаве…» (310).

— Скорее, близится утро… — торопили принца, но он все медлил. Вдвоем подошли они к боковой двери.

— Никогда до сих пор
Мне так блуждать не случалось.
Слезы прежде меня
В путь пустились, и из-за них
Я совсем не вижу дороги.

Тяжело вздохнув, девушка отвечала:

— Мои рукава
Так узки, что и слез не задержат.
Смею ли я
Мечтать, что задержишься ты
В этом бедном жилище?..

В тот день дул пронзительный ветер, а земля была скована инеем. Даже платья — «твое и мое» (485) — казались холодными. Когда принц садился на коня, им овладела такая тоска, что он едва не повернул назад, и если бы его спутники не понимали, сколь пагубны могут быть последствия… Когда же они наконец выехали, принц был в таком отчаянии, что свет мутился в его глазах. Двое придворных Пятого ранга вели его коня под уздцы и, только после того как самый крутой перевал остался позади, смогли сесть на коней сами. Даже цокот копыт по скованному льдом берегу реки располагал к безотчетной тоске. «Что за странная судьба связывает меня с этим горным жилищем?» — спрашивал себя принц, устремляясь думами к тем давним дням, когда вот так же приходилось ему пробираться по этим опасным горным тропам.

Возвратившись на Вторую линию, принц прошел в свою опочивальню, надеясь, что там никто не помешает ему отдохнуть. К тому же он был сердит на Нака-но кими, полагая, что именно она спрятала от него девушку из Удзи. Но, увы, сон не шел к нему, мысли, одна другой тягостнее, теснились в голове, и в конце концов, не вынеся одиночества, он все-таки перебрался во флигель.