Повесть о юном королевиче Зигфриде, варваре Конане, вещем драконе Фафнире и мудром карлике Альбрихе

В окрестностях Кошачьего Носа Зигфриду стало дурно. Как выразился Альбрих – «захеровело». Королевича рвало. Кружилась голова. Ноги его стали ватными. Легкие работали как кузнечные мехи, но проку было мало – Зигфрид чувствовал, что задыхается. Зверски мерзло лицо, которое Зигфрид непредусмотрительно выбрил. Даже в варежках коченели руки.

Альбриху же было хоть бы хны – его выносливость и невозмутимость иногда вызывали восхищение Зигфрида, но чаще королевича раздражали. На Кошачьем Носу имело место второе.

– Не пойму, кому вообще нужны эти подвиги! – проворчал Зигфрид, утирая тыльной стороной ладони свои губы, испачканные рвотой. Вещество стремительно леденело.

– Уж точно не мне, – ухмыльнулся Альбрих.

– Но и не мне! Из того, что я пришел к тебе, чтобы ты учил меня о стихиях, не следует, что я должен околевать в этом сугробе!

– Хороший признак – мой Зигфрид начал психовать, – Альбрих довольно потер руки, облаченные в грубые рукавицы. Вступать в полемику на предмет, что из чего следует, он, как обычно, не стал. – Когда ты начинаешь кочевряжиться – это значит, мы у самой цели.

– До твоей цели еще полдня подъема, – угрюмо сказал Зигфрид, с тоской глядя вверх на Кошачье Ухо. Вокруг него вились хищные серые вихри.

– Это до твоей цели. Потому что твоя цель – это вершина. Как и многие недалекие люди, ты мыслишь вершинами и безднами. А я мыслю пользой, – поучительно заметил Альбрих.

– И в чем тут польза? Ни растений, ни минералов, снег один…

– Потерпи.

Зигфрид все-таки послушался. Он уже заметил – хотя каждый шаг и представляется нестерпимо трудным, последним, предсмертным, но вот ты делаешь его, делаешь другой и даже третий, а смерть от усталости и перенапряжения все не наступает. Что это значит? Что есть еще скрытые резервы? Что человек по природе своей нытик?

Они дошли до нижней оконечности Кошачьего Глаза. И тут в затылок Зигфрида вонзилась дежурная ледяная игла толщиной с морковь, желудок вновь съежился спазмом. Королевич остановился.

– Всё! С меня довольно! – заявил он и скинул наземь рукавицу. Наугад зачерпнул горсть нелипкого снега и поднес ее ко рту, не столько для утоления жажды, сколько для предупреждения рвоты. – Сам иди, если хочешь.

– Я там был полдюжины раз.

– Обновишь впечатления. А потом расскажешь, прекрасна ли Кошачья Голова в закатный час, вьют ли там гнезда грифоны, водятся ли энфилды? В общем, я с радостью послушаю. В тепле…

– На Кошачьей Голове, малыш, водятся одни талисманы.

– И где, где талисманы?

– У тебя в руках.

Зигфрид опустил глаза. В его левой руке застыл, исподволь обжигая краснеющую кожу, снежок. Цвет у снега был желтоватый, с золотинкой. И первой реакцией Зигфрида было этот снежок выкинуть – какой-то горный барс тут, понимаешь, нассал, обходя дозором владенья свои, а он, дурак, зачерпнул не глядя, да еще и собрался это облизать…

– Фу! – брезгливо фыркнул Зигфрид.

Но тут Альбрих быстро-быстро пробормотал слова, значение которых Зигфрид, к собственной гордости, уже знал – Альбрих каждый раз обращался так к найденным талисманам.

«Отзовись, твой хозяин пришел», – пробормотал карлик.

Снежок в руке Зигфрида вспыхнул на миг портативным зимним солнышком, но вскоре угомонился, искрясь все неохотней, пристыженный кислым видом королевича.

– Хорошо, что ты не успел его выкинуть, – он мог бы обидеться, – резюмировал довольный Альбрих. – Теперь можно возвращаться.

– Так ведь он растает… – сказал Зигфрид скептически.

– За это не бойся. Он растает, когда наступит последний день королевича Зигфрида.

– А это скоро? Скоро он наступит? – Королевич и сам испугался своего вопроса: а вдруг Альбрих и впрямь знает точную дату? И сейчас ка-ак скажет?!

– Если будешь ныть на спуске, можешь считать, что он наступит прямо сегодня, – бросил Альбрих через плечо и с ловкостью марала поскакал по камням вниз.

Иногда к Альбриху приезжали гости – люди и не люди.

Эти дни Зигфрид любил больше всего, ведь Альбрих освобождал его от учебы – от теогнозии, космогнозии и физеогнозии.

От Чисел, Форм и Сил.

И от физкультуры – закаляющих бр-р-р-купаний и прыжков. От дыхания огня и дыхания, приносящего благо. От нечеловеческих танцев на коньке крыши и от гимнастик, после которых, случалось, ныли не только мышцы, о существовании которых ты раньше не подозревал, но даже и бесправные, тишайшие внутренние органы.

В эти дни Зигфриду разрешалось надевать красивую одежду.

Королевич пользовался своим правом с упоением. Во время приступов воинствующего аскетизма, что, бывало, находили на него во время сухих голоданий (они были прописаны ему Альбрихом дважды в лунный месяц во искупление вины в гибели Фафнира и смерти Конана), это упоение казалось Зигфриду постыдным.

Роскошной, златотканой одежды в обиталище Альбриха, предпочитавшего шелку и бархату самодельный балахон из козьих шкур, были полные сундуки. Многие пациенты Альбриха в благодарность за лечение дарили карлику парадное платье или штуки сукна. Большинство гостей Альбриха являлось его пациентами.