Повесть о юности

Дежурный долго не приходил, и в голове у Бориса стали бродить самые мрачные мысли: вот сейчас его задержат, сообщат в школу, домой, его будут судить, исключат из комсомола. Это было так страшно и невообразимо, что дальше вообще уже ничего больше не существовало и на душе становилось холодно и пусто.

Но еще горше того начинались мысли, когда Борис поглядывал на Валю. Такой смешной и растерянный без привычных для него очков, он старательно закрывал рукою разорванные на коленках брюки и нелепо улыбался. Валю нужно выручать во что бы то ни стало, и, если нужно, отвечать будет он, Борис.

Игорь сидел как будто бы спокойно, положив кепку себе на колени, по по тому, как он кидал иногда взгляды на Бориса, на Валю, на дверь в кабинет начальника, было видно, что настоящего покоя нет и в его душе.

Наконец дверь отворилась, из нее вышел дежурный, а вместе с ним и начальник милиции с бобриком седых волос на голове.

— Ну?.. — спросил начальник, зоркими глазами вглядываясь в лица ребят.

— Товарищ начальник! — сказал Борис, поднимаясь со скамьи. — Во всем виноват я. Теперь я понимаю свою ошибку, а тогда я думал…

— А меня не интересует то, что ты думал! — строго остановил его начальник. — Для меня важно то, что ты совершил. А совершено нарушение: остановка поезда. За это мы привлекаем к ответственности: штраф, а может быть, и судить будем.

— Все равно! — все так же твердо сказал Борис. — Если нужно судить, судите меня. А они здесь ни при чем!

— А шли вы вместе?

— Вместе.

— Так как же они ни при чем? — спросил начальник.

— Они меня отговаривали.

— Значит, плохо отговаривали. Вы из какой школы?

Начиналось самое страшное. Пока шла речь об ответственности, Борис охотно и совершенно искренне становился в благородную позу человека — ответчика за всех и за все. И он готов был отвечать за всех и за все. Но школа… Упоминание о школе лишило его внутренней твердости.

— Товарищ начальник! — сразу сникнув, сказал Борис. — Не сообщайте в школу. Наложите штраф, что хотите, только не сообщайте в школу!

— А как же я могу не сообщить? Вы что — в соучастники меня приглашаете? — Серые, пронзительные глаза начальника в упор смотрели на Бориса.

— Так разве он злоумышленник? — сказал напряженно следивший за разговором Игорь. — Это формальный подход!

— Формальный подход? — начальник перенес свои взгляд на Игоря.

— Он выдержку хотел испытать! — вставил свое слово и Валя Баталин.

— Выдержку! Формальный подход! — ответил начальник. — Эк вас школа-то изуродовала! Это государственный подход, разрешите вам сказать, молодые люди! А если бы у этого чемпиона, волевика, не хватило выдержки? А если бы он не рассчитал? Если бы он споткнулся в последний момент и попал бы под поезд? Машиниста судили бы из-за какого-то мальчишки!.. Вы думаете, это геройство? Нет! Геройство — это подвиг во имя общественных целей. А тут… Хулиганство это, а не геройство. А за него отвечать нужно.

Пришлось назвать номер школы, адрес родителей, и дальше все пошло своим порядком: бессонная ночь дома, тяжелые объяснения в школе с Полиной Антоновной, с директором, в комитете комсомола и в конце концов штраф, который пришлось уплатить отцу за «эксперимент» сына…

Но самое главное — это стыд. Только теперь Борис понял, что все имеет оборотную сторону: кажется так, а получается иначе. Как прошлый год, в Гремячеве, — думал волю закалять, забрался на «зуб», а только перепугал маму. Так и здесь: от геройства до хулиганства оказалось полшага. И то, что он не сумел разобраться во всем этом, как самый последний пятиклассник, было стыдно. И особенно перед девочками. Ну как он теперь на эту самую прогулку пойдет?..

* * *

Прогулка состоялась, и все ею были довольны: и место было выбрано хорошее, и погода была хорошая, и настроение у всех было хорошее, и всем вообще было хорошо, дружно и весело. На поляне, окруженной с одной стороны густой зарослью только начинающего зеленеть ольшаника, с другой — еловым лесом, бегали, пели, танцевали, собирали первые цветы, играли в волейбол, отдыхали, лежа на молодой траве и глядя в небо.

Но среди общего шума и смеха Полина Антоновна обратила внимание на Игоря. Он и раньше не отличался общительностью, но сегодня это было особенно заметно. Он держался в стороне от ребят, ходил в лес за дровами, разжигал костер и почти все время сидел около него, подкладывая в огонь хворост, пока не вскипел чайник, из которого потом все с удовольствием пили чай.

— Что вы такой скучный, Игорь? — Полина Антоновна подсела к нему.

— Нет, ничего!.. — Но потом, видимо устыдившись своей скрытности, сказал: — Полина Антоновна! Меня, вероятно, судить будут!

— Судить? За что?

— Да так… квартирные дрязги.

Полина Антоновна знала об этом: жизнь в квартире у Игоря была очень беспокойная.

— Так в чем дело? Что произошло?

— Вытолкал я ее!.. — ответил Игорь. — Ну, вы знаете нашу соседку. Это ж такая противная личность!.. Она стала приставать к моей маме, я ее и вытолкал из кухни. Она — в милицию, написала заявление… Словом, будут судить!

Он стиснул зубы, отчего его острые скулы еще больше заострились, помолчал и добавил: