Повесть о юности

«А что, если Рубин был прав?» — пронеслось у него в голове. Вспомнились слова Рубина: «А вы знаете, что это значит? До чего это может довести человека?»

Но в то же время нельзя проявить чрезмерную мягкость. Очень рискованно! Продолжая вглядываться в фигуру Сухоручко, директор сказал:

— Что мы с тобой — по телефону будем разговаривать? Подойди ближе!

Сухоручко подошел к директорскому столу, взялся было за его края, но тут же спохватился и опустил руки по швам.

— Ну?.. Что же мы с тобой будем делать? — спросил директор.

— Переведите меня в другой класс, Алексей Дмитриевич! — сразу же и очень твердо ответил Сухоручко.

— В другой класс?

— Да. В другой класс.

Видно было, что для Сухоручко это продуманное и единственно возможное решение. Но для директора оно было неожиданным и меняло всю обстановку. Это было то, чем он думал сам воздействовать на Сухоручко и, припомнив прошлогоднее обсуждение его на педсовете, припугнуть его. Теперь нужно было на ходу придумывать что-то другое и, главное, более серьезное: неожиданным для директора было не только решение Сухоручко, но и поза, тон, голос его, совсем не вязавшиеся с тем образом развязного и мало думающего молодого человека, каким его все привыкли считать. Теперь перед ним стоял растерянный, понурый человек, не знающий, куда девать глаза и руки.

— А как же я тебя в другой класс переведу? Почему? — сказал директор. — Чем я это в приказе мотивирую?

— В каком приказе? — Сухоручко посмотрел на него.

— По школе. А как же? Без приказа я этого сделать не могу. Ты не пятиклассник какой-нибудь, которого можно из класса в класс перебрасывать. Ты — десятиклассник, выпускник. Ты — фигура в школе! Я должен мотивировать и объявить приказом, почему я десятиклассника за несколько месяцев до выпуска перевожу в другой класс.

По тому, как Сухоручко взялся опять за край стола и, снова отдернув руки, стал нервно перебирать пальцами, директор почувствовал, что все это ему не безразлично. Это было уже новым и обнадеживающим, открывающим еще, быть может, неясные, но наметившиеся вдруг лазейки в наглухо закрытую до сих пор душу, окутанную, словно паутиной, непроницаемой пеленой безразличия. Парень боится приказа по школе, боится стать в своей наготе перед лицом всего общешкольного коллектива.

Так понял директор состояние Сухоручко и решил играть на этой, неожиданно зазвеневшей струне.

— А приказы, ты знаешь, передаются по радио… На линейке объявить придется. Куда же ты уйдешь от всего коллектива, всей школы? Учишься ведь ты не только в классе. Ты в школе учишься! И думаешь, в другом классе тебя встретят, как гостя, как друга, товарища? Там, думаешь, не знают о том, в чем ты повинен перед своим коллективом? Там, думаешь, не болеют о том, что у вас происходит? Помнишь, что тебе на учкоме сказали? Куда же ты спрячешься от своей вины? От сознания своей вины? А разве у тебя этого сознания нет? Конечно, есть! Я же вижу — есть!

— У меня ость! — прерывающимся голосом проговорил Сухоручко. — Я виноват! Я не отрицаю! Но и они! Они тоже виноваты!

— В чем?

Сухоручко хотел что-то ответить, но вместо этого судорожно не то вздохнул, не то всхлипнул.

— Простите, Алексей Дмитриевич! Я не могу…

И выбежал из кабинета.

По видимости это выглядело явным и грубым нарушением дисциплины, но по существу было таким достижением, что у директора не хватило духу ни окликнуть Сухоручко, ни остановить его. И когда к нему вскоре заглянул завуч, они вместе так и оценили это как победу.

— Вы помните картину на педсовете в прошлом году? — сказал директор. — Сколько мне тогда пришлось биться, чтобы вызвать в нем хотя бы маленькое движение души. И — ничего! А теперь — вы понимаете? Так разволновался!..

— Это хорошо! — сказал завуч. — Это очень хорошо! И это нужно бы использовать, Алексей Дмитриевич, и развить!

— Всемерно развить и немедля! — согласился директор. — Я попрошу вас сейчас же после урока прислать ко мне Кожина, а я… я буду звонить отцу. Куй железо, пока горячо!

Директор отыскал в настольном календаре номер телефона и позвонил отцу Сухоручко. Неусыпная секретарша сначала недовольным голосом ответила, что товарищ Сухоручко занят. Но директор повторил свою просьбу таким тоном, что секретарша доложила своему начальнику, и он тут же взял трубку..

— Я прошу вас заехать в школу, — сказал директор.

— А что? Случилось что-нибудь? — встревожился тот.

— Да, приезжайте — расскажу.

— Можно завтра?

— Нет. Завтра нельзя, нужно сегодня. И не очень медлить!

Прозвенел звонок на перемену. Постучавшись, вошел Кожин.

— Вы меня звали, Алексей Дмитриевич?

— Да, звал! Ты говорил с Сухоручко?

— Пробовал, Алексей Дмитриевич. Ничего не выходит.

— Плохо пробовал. Сейчас лед тронулся. Поговори еще!

Через полчаса перед школой остановился «зим», и в кабинет директора вошел отец Сухоручко.

— Ну, что такое, Алексей Дмитриевич? Что случилось?

Директор рассказал всю историю.

— Ну как это у него все получается! — с болью в голосе сказал отец.

— И вы ничего не знали?