Повесть о юных чекистах

— Как бы остальные от этого не стали кусать еще злее. — И, заканчивая совещание, приказал: —В самый сжатый срок ликвидировать «Шмелей»! Все товарищи свободны! Бардину остаться!

Бардин пришел в свой кабинет через час, вызвал коменданта и приказал:

— Круглосуточно держать наготове два автомобиля. И чтоб сразу заводились, а не пых, пых… — добавил он.

— Так бензин же… — начал было Гулливер, но Бардин его оборвал.

— Не знаю, не знаю! Я не механик. Будут пыхать машины, сам повезешь вместо бензина. Иди! Да, кстати. Столовая уже закрыта?

— Закрыта, Кирилл Митрофанович! Время позднее, одиннадцатый час… Могу предложить закусить в комендатуре. Есть хлеб, сало, сахар. Чайничек вскипячу!..

— Спасибо, — поблагодарил Бардин, — придем через десяток минут.

* * *

Когда через некоторое время Бардин с Костей вышли из кабинета и подошли к лестнице, с первого этажа донеслись голоса споривших.

— Пусти! Не будь гадом! — верещал хрипловатый мальчишеский голос. Ему отвечал спокойный басок вахтера:

— Иди в комендатуру! Если у тебя впрямь важное дело, дадут пропуск, а так не пущу! — И опять мальчишеский голос:

— Пойми ты, репа с глазами, дело важнейшее, а ты…

— Иди, иди! А будешь ругаться…

— В чем дело? — спускаясь по лестнице, спросил Бардин вахтера, загородившего дорогу на лестницу оборванному подростку. Вахтер отдал честь Бардину:

— Такой настырный пацан. Говорит, важное дело, а какое, может сказать только самому главному.

— Дело какое? — улыбаясь, спросил Бардин.

Оборванец посмотрел на него снизу вверх и недоверчиво спросил:

— А вы всамделе главный?

— Не веришь? Могу показать документы, — серьезно ответил Бардин и достал из верхнего кармана гимнастерки удостоверение.

— Не! Зачем мне документы? Не шибко я грамотен…

— Так какое дело? — повторил Бардин.

Мальчонка посмотрел по сторонам и, понизив голос, сказал:

— Тайное! Не могу при всех. Ведите меня куда-либо в темное подземелье…

— Вот чудак-человек, — рассмеялся Бардин. — Зачем мне вести тебя в подземелье, да еще в темное?

Они поднялись по лестнице в кабинет Бардина. Парнишка робко переступил порог, огляделся, шмыгнул носом и спросил, указывая на Костю:

— А при ём рассказывать можно?

— Можно, можно! Это мой помощник.

— По-мощ-ник… — недоверчиво протянул мальчишка. — Скажете такое! Где же это видано, чтоб у са-мо-го главного был в помощниках пацан, — он захихикал, — по-мощ-ник…

— Ну, давай рассказывай, не тяни! — начал сердиться Бардин.

— А вы на меня не нукайте! — внезапно вспылил подросток. — Не старый режим! Что я знаю, для вас золото, а мне тьфу, — и он плюнул на пол. — Я могу и уйти…

Костя ожидал, что Бардин взорвется. Чистота в его кабинете была корабельная, а тут вдруг плевок. Бардин нахмурился, оторвал кусок газеты и протянул ее мальчишке.

— Вытри, а бумагу брось в угол!

Мальчик смутился, покраснел, но вытер плевок и бросил бумагу в мусорную корзинку. А Бардин в это время приговаривал:

— Ты не обижайся, а посуди сам. Один плюнет, другой плюнет… Что же это будет? Кабак! А сюда ведь люди ходят по важным, «тайным» делам. Так ведь?

Мальчик стоял посреди кабинета, потупясь и не подходя к столу. В руках он мял снятую с выбритой головы изношенную, бархатную пилотку. Был он невысок ростом, коренаст. С виду ему было лет двенадцать-тринадцать. Одет в рваную гимназическую куртку с подрезанными рукавами, в не менее рваные брюки и ботинки с прикрученными проволокой подошвами.

— Как звать? Да ты подходи, не бойся, садись! — пригласил Бардин.

Парнишка подошел к столу, солидно прокашлялся и спросил:

— А курнуть у вас нет?

— Нет! — обрезал его Бардин и повторил вопрос: —Как зовут?

— Жаль, что нет! — ответил парнишка. — С утра бычка во рту не было… Все внутре ссохлось, — он снова прокашлялся и внезапно заторопился. — Зовут Василий Кузьмич, а фамилия Рубаков. А еще прозывают Пилот, — он показал пилотку. — Из-за нее. Из-за моей чепы летчитской.

— Кто же тебя так прозывает? — Бардин нарочно завел разговор «не по делу», чтоб успокоить посетителя.

— А братва, беспризорники. С кем сейчас компанию веду, — объяснил Василий.

— А раньше с кем вел компанию?

— Раньше? Раньше я был боец Красной Армии. Воевал в бригаде самого Котовского, — гордо ответил мальчик. — Дошел с ней аж до Крыма. Там у Чаплинки был ранен. — Он встал со стула и, закатав штанину, показал сине-розовый шрам, идущий от колена вдоль икры. — Казак рубанул клинком, гад…

— Как же он исхитрился? — спросил Бардин. — Чтоб так достать клинком, ему нужно было лежать на земле…

— Не, он на полном скаку, верхом. Я был ездовым на артиллерийском уносе. Он, гад, наскакал, думал перерубить постромку, да прошибся и угодил по ноге. Ну я ему прямо в бороду пальнул из нагана, а уж потом без памяти свалился на землю. Попал в госпиталь, а когда выписался, котовцы где-то у Тамбова добивали банды. Я подался к ним. В поезде украли все документы, деньги и часы, подарок самого Григория Ивановича Котовского. — Мальчик тяжело вздохнул и замолчал, а Бардин за него досказал: