Повесть о художнике Айвазовском

Всезнающие, обо всем осведомленные одесские негоцианты[5] шепотком передавали, что из-за Пушкина у Казначеева произошла размолвка с графом Воронцовым, когда тот решил отправить поэта на борьбу с саранчой.

Феодосийцы слушали и дивились. Они сами не любили Воронцова за то, что тот притеснял Феодосию и отдавал предпочтение Керчи как торговому пункту.

Особенно возмутило феодосийских негоциантов распоряжение наместника о запрещении иностранным судам останавливайся в Феодосии для карантинного очищения. Теперь по приказу Воронцова их направляли для этой цели в Керчь. Оттуда по истечении карантинного срока они возвращались нагруженные зерном Воронцов также перевел из Феодосии в Керчь коммерческий суд.

Все это не могло не отразиться на торговом значении Феодосии.

Причину пренебрежения наместника объясняли тем, что будто бы при первом посещении им Феодосии тамошний градоначальник не проявил к нему должного почтения.

Так оно было или пет, но при управлении Новороссийским краем графом Воронцовым шумная торговая Феодосия, гордившаяся своим чистым, опрятным видом, начала приходить в упадок. Город перестали ремонтировать. Древний оборонительный ров, окружавший город и служивший в последнее время для отвода в море горных потоков, во многих местах был совершенно разрушен и засорен. Во время сильных дождей вода с гор теперь стекала прямо на городские улицы. Вскоре из-за этого сгнили деревянные сваи набережной. Насыпь обрушилась в море и сравнялась с морским берегом.

Воронцов с каждым годом отпускал все меньше и меньше средств на благоустройство Феодосии.

Многие из жителей начали безнаказанно выбрасывать на берег всякий мусор, а из своих дворов через древние акведуки, сохранившиеся еще от времен генуэзцев, стали выводить всякие нечистоты.

В безветренные летние дни мимо берега нельзя было пройти от зловония.

Запущена была и единственная мощеная улица вдоль берега. Вся в ямах и рытвинах, она производила удручающее впечатление.

Но страшнее всех этих бедствий для жителей было безводье, ибо перестали вовсе ремонтироваться фонтаны.

Снабжение Феодосии водой было налажено еще при генуэзцах. В самом городе они установили цистерны, а на окружающих Феодосию возвышенностях соорудили искусственные водохранилища, в которых собиралась вода. Из водохранилищ в разные места города шла сеть гончарных труб. Вода по этим трубам поступала в фонтаны. Теперь же все это было запущено и приходило в упадок. Во время наместничества графа Воронцова из тридцати трех фонтанов в Феодосии осталось только пять. Уцелевшие фонтаны не могли удовлетворить потребность населения в чистой питьевой воде. Возле них выстраивались очереди, и жители часами простаивали, чтобы получить ведро воды.

Феодосийцы, не любившие Воронцова, были довольны, что их новый градоначальник — человек справедливый, добрый и не робкий, не побоится отстаивать интересы города.

Действительно, за короткое время Казначеев снискал себе уважение населения своими неусыпными заботами о городском благолепии.

В городе стало чище, начали проводить ремонт набережной и мостовой.

Градоначальник самолично проверял, как выполняются его распоряжения. Часто во время прогулок он останавливался, смотрел, как идут работы, выслушивал жалобы горожан.

Однажды Казначеев проезжал берегом моря по одной из окраинных улиц. Он в этот день устал, и теперь прогулка доставляла ему особенное удовольствие.

Солнце уже клонилось к закату, с моря дул свежий ветерок.

Казначеев откинулся на кожаные подушки экипажа и слегка прикрыл глаза.

Улицы здесь были узкие, каменистые, кучер придерживал резвых лошадей.

Экипаж мягко покачивался на отличных рессорах, и Казначеев незаметно для себя задремал.

Из дремоты его неожиданно вывели звуки музыки. Он открыл глаза и чрезвычайно удивился. Совсем рядом на подоконнике открытого окна небольшого домика примостился мальчик лет одиннадцати-двенадцати и с увлечением играл на скрипке. Казначеев слегка прикоснулся к спине кучера, молчаливо приказывая остановиться.

Мальчик так был погружен в свое занятие, что не заметил остановившегося у дома экипажа. Из-под его смычка мягко звучала старинная задушевная украинская песня. Казначеев сидел неподвижно и внимательно слушал, устремив на маленького музыканта изучающий, проницательный взгляд. Когда же тот кончил играть, Казначеев громко похвалил:

— Отменно играешь!

Мальчик вздрогнул и только тут заметил важного господина в роскошном экипаже. Он сильно сконфузился и, от растерянности не зная, куда девать скрипку, спрятал ее за спину.

Казначеев начал мягко его успокаивать:

— Ты не бойся, мальчик. Сыграй мне еще что-нибудь. Ласковое обращение и доброе лицо незнакомца рассеяли смущение и робость юного скрипача, и он заиграл новый, на этот раз грустный, щемящий мотив. Казначеев недавно слышал этот напев в гостях у одного знакомого армянина. Его поразило, как тонко и верно маленький виртуоз передал на скрипке все особенности восточной мелодии.

— У тебя счастливый слух, — еще раз похвалил градоначальник. — Как тебя зовут?

— Ованес, — тихо ответил мальчик.