Повесть о художнике Айвазовском

Море не было тихим в эти ясные весенние дни. Оно волновалось, с разгону налетало на берег и шумно приветствовало еще одну новую весну в своей неисчислимо долгой жизни.

Море так же катило свои валы, седые, как сама вечность, тогда, когда на земле не было еще ни одного человека.

Гайвазовский удивился почему эти мысли не приходили ему на берегу Балтики — ведь у нее больше седины.

Все же Балтика не рождала в нем тех раздумий, какие посещали его здесь. Родное Черное море и будило мысли и заливало сердце торжествующей радостью.

Эта радость начиналась с самого утра, когда юноша просыпался в той же комнате, где он спал малышом.

Пахло свежевымытыми полами — любимым запахом детства. Стояла тишина. До него еле доходил тихий шепот матери и отца в соседней комнате. На комоде снова стояли голубая ваза и часы с мелодичным звоном. Отец случайно обнаружил эти фамильные вещи у грека-перекупщика и выкупил их. В последние годы сын смог уже помогать своим родителям, так как его акварели охотно покупались в Петербурге.

Через неделю в Феодосию приехал Казначеев. Он недавно вышел в отставку. Он гордился Гайвазовский, его успехами, его ранней, но уже громкой славой, его петербургскими знакомств вами, даже его красивой внешностью.

Казначеев прямо заехал к ним. Он долго разглядывал Гайвазовского, поворачивал его во все стороны, открыто восхищался им и сразу же велел показать картины и рисунки.

После осмотра картин Казначеев объявил Константину Гайвазовскому, что на следующий день он забирает Ваню с собою на южный берег.

И вот Гайвазовский в Ялте — глухом, маленьком городке. Природа здесь особенно щедро расточала свои краски. Утренние зори одевали небо, море и горы в пурпур и янтарь, а перед закатом солнца розовые вершины гор были окутаны золотистым легким туманом; ниже туман вечерних гор был сиренев, серебрист. Еще немного времени — и ночь набрасывала свой темный покров на все это великолепие. Краски быстро тускнели и переходили в темно-синий сумрак, а на небе загорались яркие южные звезды.

Гайвазовскому трудно было оторваться от всей этой красоты. В первый же день приезда в Ялту он воскликнул, обращаясь к Казначееву:

— Здесь роскошная природа, величественное море и живописные горы представляют художнику столько высокой поэзии! В совершенный восторг Гайвазовский пришел от Гурзуфа. Они приехали туда вечером. После короткого отдыха Казначеев предложил пройтись — взглянуть на дом Ришелье. В этом доме восемнадцать лет назад у Раевских гостил Пушкин.

Рядом неумолчно плескалось море. Все кругом напоминало о Пушкине. Казначеев долго рассказывал Гайвазовскому о пребывании Пушкина в Одессе, о его столкновениях с графом Воронцовым. Казначеев знал многое — он служил тогда правителем канцелярии Воронцова.

Все, что касалось Пушкина, чрезвычайно занимало Гайвазовского. Он и сам рассказал Казначееву о своих встречах с поэтом, о его кончине.

Казначеев отправился спать, а Гайвазовский всю ночь бродил по Гурзуфу.

Художник не просто любовался, а впитывал всей душой ночной пейзаж, пытаясь сохранить в своей памяти тихую ночь, облитую лунным серебром, пустынный берег моря, задумчивый плеск волн, небольшой домик и высокий тополь среди других деревьев.

Перед этим тополем он долго стоял. Юноша думал о Пушкине. Поэт тоже здесь бродил, глядел на этот тополь, мечтал о счастье.

На южном берегу Гайвазовский пробыл до середины лета. В июле он вернулся в Феодосию с ценным грузом новых этюдов к будущим картинам.

В родном городе он устроил себе мастерскую. Дни проходили в упорном труде. Художник был одержим новыми замыслами. Ему хотелось поскорее перенести на полотно яркие краски южного побережья. Писал он много, но многое из написанного уничтожал.

Художник хотел, чтобы, взглянув на его картины, зритель не только увидел южные края, но и ощутил на своем лице лучи крымского солнца.

В эти ослепительно яркие дни в Феодосии, когда вокруг него сияли, сверкали, играли каскады солнечных лучей, он неутомимо боролся за солнце на своих картинах. Борьба эта была нелегкая.

На его полотнах солнце упорно сияло лишь мягким, приглушенным светом. Художник понимал, что он никак еще не может освободиться от влияния старых мастеров. У них на картинах солнце было туманным и тусклым светилом.

Гайвазовский копировал много таких картин, и его кисть была еще во власти этих сумеречных красок. Поняв это, он стал еще упорнее в своей борьбе.

Наконец настал день, когда победное, сверкающее солнце, пришло на его полотно.

Теперь оно пламенело и слепило на холсте так же, как в небесах.