Повесть о красном Дундиче

Всякий раз, встречая красных, мать и дочь выходили к дороге, вглядываясь в проезжающих, хотя знали, что Петр, если бы находился среди всадников, давно забежал в родной курень. Так же встречали и белых.

Минуло около года, но ни отец, ни брат не показывались в хуторе, видно, далеко отсюда увели их стежки-дорожки.

Все это пронеслось в голове теперь, когда Дундич, пропуская ее вперед, иначе, чем в школе, как показалось Марии, — с насмешкой, поглядел в ее черные глаза.

И он действительно поглядел на спутницу по-другому. Но в этом взгляде не было ни насмешки, ни укора, напротив, взор его был опечаленным: он растерялся и не знал, как ему теперь относиться к дочери бежавшего хуторского атамана. А как воспримут его новые боевые друзья это знакомство?

Дундич решительно сдвинул на макушку папаху: девчонка ему нравится. Вот главное, а все остальное перемелется. От этой собственной решимости он опять стал веселым, как в школе. Прощаясь у крыльца, Дундич попросил:

— Приходите к нам чай пить. У нас сахар есть.

Вечером, когда Мария с командирами пила чай, в комнату притопал белобрысый парнишка лет пяти. Увидев его, она поднялась и пожурила:

— Тебе пора спать, Саня.

Дундич быстро встал, подхватил малыша и удобно усадил к себе на колени.

— Марийка, молю, пусть хлопчик посидит с нами. Мы ведь за них бьемся, а видим их так редко.

— Это верно, товарищ Дундич, — тяжело вздохнул командир полка Петр Яковлевич Стрепухов. Он вспомнил своих сыновей, которых вот уж третий год жена воспитывала одна. А теперь Семикаракорская под Мамонтовым. Уцелела ли семья? Ни свои, ни пленные ничего утешительного не говорят.

— Почему же только за них? — удивилась Мария.

— И за тебя, конечно, — успокоил ее Стрепухов, — за детей, словом. За то, чтобы вам, молодым, жилось хорошо.

— Будто сами такие старые, — засмеялась девушка. — Вот вам сколько лет? — поинтересовалась она у Дундича.

Тот внимательно посмотрел на нее и с сожалением ответил:

— Уже двадцать пять.

Пожилые командиры засмеялись. Один из них подзадорил Марию:

— Ну, а тебе, красавица, должно быть, уже семнадцать?

— Ой, как вы угадали? — смутилась девушка.

— По глазам, — таинственно сощурился командир. — А мне вот только еще сорок пять.

Веселое выражение сошло с лица Дундича. Он как-то очень внимательно посмотрел на говорившего, а потом произнес:

— Моему отцу было столько же, когда я убежал из дома.

— И давно это было? — отодвинул от себя стакан Стрепухов, приготовясь послушать своего нового заместителя.

Дундич не спешил с ответом. Он подсчитал, сколько лет прошло с того незабываемого вечера, когда он ушел из родительского дома.

— Это было шесть лет назад.

— А почему же ты убежал? — допытывался Стрепухов, разглаживая оспины на щеке.

— Долгая история, други, — сказал Дундич и покачал на колене Саню. — Юнак заснет.

— Нет, — важно пообещал тот и засунул в рот кусок сахару.

— Расскажите, товарищ Дундич, — смущаясь, но пристраиваясь поближе к нему, попросила Мария.

Медленно подбирая русские слова, мешая их с украинскими и сербскими, Дундич рассказал в тот вечер в донском хуторе Колдаирове о том, как жил он с матерью и сестрой в небольшой деревушке Грабовац, что затерялась в глубине зеленых склонов Далмации.

Его отец в ту пору приезжал домой редко: служил в королевской армии. И имел все награды двора, от золотой «Медали королевы Натальи» до креста Тракова. За особые заслуги король Милан Обренович вручил ему золотые часы и портсигар.

Дундич потянул цепочку и бережно достал из нагрудного кармана кителя большие золотые часы. Он нажал кнопку, крышка откинулась, и притихшая комната наполнилась мелодичным перезвоном колокольчиков.

— Вот эти…

Он приложил часы к уху Сани. Тот затаился, потом улыбнулся. Тикают!

— Отец очень хотел, чтобы я стал солдатом королевского войска. В каждый свой приезд говорил: «Вот закончишь гимназию, переведу тебя в военное училище», хотя я не ходил еще и в первый класс.

Однажды отец возил сына в большой город Ниш. Здесь они бродили возле остатков рвов, фортов, сидели на брустверах заросших, обвалившихся окопов, взбирались на развалины старой крепости Челе-Кула. Одна из башен этой крепости была сложена турками из черепов и костей ее защитников — сербских воинов. Когда турки овладели крепостью и добивали раненых и умирающих, капитан Стефан Синдьелич заперся в пороховом погребе. Турки захотели взять его живым. Стефан поджег погреб. Много янычар увел с собой на тот свет бесстрашный серб, и рассвирепевшие победители сложили башню из черепов…

А когда сын уже видел себя в голубом мундире гвардейца, отец вдруг резко переменил свое отношение к армии. В 1903 году группа офицеров убила короля Милана Обреновича и посадила на престол Петра Карагеоргиевича. Отец был ярым приверженцем свергнутой династии и немедленно ушел в отставку. Об армейской карьере сына он теперь даже слышать не желал.