Повесть о красном галстуке

— Вот это сила, — проговорил Юра, провожая взглядом стальные громадины. — Виктору тоже, наверное, такой дадут.

Юра заранее радовался за Власенко. Радовался и не знал, что в первом же бою тяжело раненный Виктор таранит вражеский танк, подожжет его, но и сам погибнет…

Петька смотрел вслед промчавшейся танковой колонне и о чем-то сосредоточенно думал. Затем глянул на Юру и сказал:

— Быстрее бы наши с фашистами разделались, домой охота, сколько отца с матерью не видел.

Юра посмотрел на него и удивился — разве могут люди в одну и ту же минуту одинаково думать? Он сам хотел это сказать, а Петька опередил его.

Обнявшись, друзья вернулись на крыльцо. Разговоры и мысли были об одном — что под Сталинградом? Понимали, что бои там идут тяжелые. По ночам отчетливо слышны орудийные раскаты, над селом чаще пролетали краснозвездные самолеты. И танки как промчались. И все туда, на Сталинград. Конечно, они торопились на помощь нашим…

Проходили дни, недели, месяцы. Под Сталинградом по-прежнему шли упорные бои.

Пришла осень. Во двор стучалась зима. Немцы осаждали Сталинград, но взять его не хватало сил. Сколько там погибло наших людей? Раненых каждый день через село везут.

Шел декабрь. Морозный, холодный, снежный. Юра с утра колол дрова и складывал их под ветхий навес старенького сарая. Вдруг во двор влетел Петька. Весь возбужденный, радостный, сияющий. Бросился на Юру, стал обнимать, смеяться, прыгать. Таким его Юра еще ни разу не видел.

— Ты что? — удивился он. — Письмо от деда получил, да?

Но Петька говорить не хотел, он в пляске изливал свою радость, дурачился, куражился и, довольный, поглядывал на Юру.

— Что случилось — скажи? — Юра с размаху воткнул топор в здоровенный чурбан.

— А ничего, — продолжал кривляться Петька и вдруг выпалил: — Твой Богучар освободили, понял?

— Как?! — от неожиданности Юра даже присел на чурбан. — Когда?

— По радио только что передали, своими ушами слышал. Домой собирайся, понял? А там и я скоро поеду. Ура-а! — И, радуясь, Петька готов был пуститься в любую пляску.

У Юры перехватило дыхание. Он сидел не шелохнувшись, боясь спугнуть радость.

На крыльце появилась встревоженная Анастасия Егоровна, напустилась на Петьку.

— Чего орешь? Делать нечего?

— Бабуль, наши Богучар взяли.

— Ой! — схватилась она за сердце и опустилась на крыльцо. — Неужто правда?

Юра подбежал к ней. Сбоку подскочил Петька.

— Правда, правда, — уверяли они. — По радио сказали.

— Погодите, погодите, дайте в себя прийти. Сердце что-то зашлось. Ой, родненькие вы мои, радость-то какая!

Немного погодя она накинула на себя старенькую фуфайку, накрылась серой шалью и заспешила к Петькиной бабушке.

Женщины расцеловались, от радости прослезились и стали размышлять, какая теперь жизнь начнется. Раз погнали немцев, значит, всем облегчение придет.

Анастасия Егоровна готова была хоть завтра отправиться в родной Богучар. Но судьба распорядилась по-своему. Бабушка простудилась и надолго слегла в постель. И только весной сорок третьего добрались они с Юрой до Кантемировки, а оттуда до Богучара было уже рукой подать.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Весна быстро сгоняла снег. Под теплым солнцем дружно зазеленела трава. По-весеннему пахло распустившимися почками.

Отощавшие, с провалившимися боками лошади с трудом тащили по проселочной дороге телегу. На соломе лежала больная Анастасия Егоровна. Дед Макар семенил рядом. Юра шел обочиной и придерживался за край телеги.

Дед все время поглядывал на потемневшее небо, хмурился и торопил уставших лошадей.

Вдоль обочины и прямо в поле виднелись искореженные, обгоревшие, разбитые немецкие танки, машины, орудия. Вся земля была изрыта воронками…

Вдали показался долгожданный, родной Богучар. Тревожной радостью забилось сердце. Почуяв знакомые места, веселее зашагали лошади.

Полуразрушенным, осиротевшим предстал перед Юрой город.

Первым встретился Витя Лелекин. Он сидел на завалинке своего дома и вроде бы грелся на солнышке. Кивнув в его сторону, дед Макар сказал:

— Сиротой парень остался. Его сестру немцы в Германию угнали, мать у школы убили. За дочь вступилась. Так он все время на завалинке сидит, сестру ждет. А она погибла. С девчатами бежать вздумали, да не повезло им, всех фрицы из автоматов расстреляли. Эх-хе-хе! Сколько беды людям война принесла, всего и не перескажешь. — Дед крутанул вожжами, крикнул: — А ну, окаянные, пошли живее, ишь вы, совсем обленились! — Спросил бабушку: — Вас домой аль к Ксении? Ваш-то дом к жилью непригоден. Зима студеная была, дров не было, вот люди в брошенных домах кто полы, кто переборки разобрал. За это людей не судите, всем выжить хотелось. И я ваш сарай на дрова перетаскал. Но я вам другой, еще лучше сделаю. Поможешь? — спросил он Юру.

— Помогу.

Бабушка попросила остановиться.

— Что так? — удивился дед. — Я ж довезу.

— Ничего, ничего, спасибо. Теперь дойдем. По родной земле пройтись охота, соскучилась. А ты поезжай. Чемоданчик наш Ксении завези.

— Ну, смотрите, я как лучше хотел.

И дед уехал. Юра с бабушкой пошли медленно, разглядывая опустошенный город.