Читаем Повесть о лейтенанте Пятницком полностью

О чем еще мог думать командир роты перед атакой? Как одолеть это пространство? Как зацепиться хотя бы за оградку? Как строить бой потом? Об этом он уже думал и передумал. Видно, и другое в голову пришло: о новых мертвых, которые обязательно будут и которых не повезут ни в Каунас, ни в другой какой город. Где-нибудь здесь похоронят, может, в этих же недорытых окопчиках, только если не поленятся, малость углубят. Не исключено, что Игнат и на себя со стороны посмотрел, посоображал тоскливо, где его зароют, когда жизнь кончится. Кончиться ей хоть сегодня, хоть завтра - совсем немудрено...

- Игнат, с первой цепью пойдешь? - спросил Пятницкий.

Игнат отщелкнул диск автомата, надавил пальцем на выглядывающий патрон. Патрон лишь чуть-чуть подался. Успокоенный Игнат водворил диск на место и ответил:

- Прослежу, как дойдут до тех вон поваленных столбов, потом уж.

- Я здесь останусь, Игнат, пока не ворветесь. Ты не подумай чего...

- Балда! - гневно сверкнул глазами Пахомов.

- Я перекатом. Со взводными продумано все.

- Хватит, Ромка,- оборвал его Пахомов.- Говорили - и хватит!

Пахомов хотел снова глянуть на часы, да не успел. В точно установленное мгновение по высоте с господским двором открыла огонь артиллерия. Бомбен быстро утопал в глинистой пыли, взвихренном мусоре слежалых листьев, в крошеве земли и кирпича, в ватно клубящемся дыме.

Пехота враз рванула из своих окопов, окопчиков, ямок, воронок. Солдаты, горбатые от вещмешков, бежали с быстротой, кто на какую способен. За канонадой артподготовки не было слышно привычного возбуждающего рева. Даже ДШК, бьющие разрывными с флангов, и выскочившие из дальних кустарников счетверенные пулеметные установки на "доджах" казались безмолвными.

Игнат сунул в карман фланелевые перчатки, чутко, совсем немного оттянул затвор автомата, проверил на слух - загнан ли патрон в патронник. Не глядя на Пятницкого, крикнул, чтобы слышно было:

- Ну, бывай, Ромка!

Шагов через двадцать обернулся, поднял автомат на вытянутую руку, потряс им.

Роман, чтобы лучше видеть не только Бомбей, но и дорогу, продвинулся к правому краю бурта. По возне за спиной понял: догадливый Женя Савушкин подтянул аппарат поближе. Роман взял трубку, натеплившуюся от руки Жени, не спуская глаз с поля боя, спросил в микрофон:

- Коркин? Машины готовы? Через десять минут цепляй.

Через десять минут первый взвод прекратит стрельбу, "студебеккеры" подхватят две его пушки - и на участок третьего батальона, к левому срезу парка, где есть довольно сносные укрытия. Неважно, что участок совсем другого батальона. В самом Бомбене участки метрами мериться будут. Там, в скученности, и вовсе не придется разбираться, кто кого поддерживает.

С этим взводом на прямую наводку пойдет Андрей Рогозин. Как только пехота зацепится за окраину или ворвется внутрь селения, Пятницкий прекратит стрельбу вторым взводом с закрытой позиции и как можно быстрее переместит наблюдательный ближе к пушкам Рогозина. Переброска двух "зисов" второго взвода к Бомбену - на совести Витьки Коркина.

Не первый бой, не раз уже испытано, а все равно ждешь от артподготовки чуда. Но откуда оно, чудо? И теперь вот. Ведь все вроде разнесли в Бомбене к свиньям собачьим, ан нет - стучат несколько пулеметов. Из-за дыма, из-за всего, что обрушилось на немцев, бьют пулеметы пока не очень прицельно, но и не совсем попусту: рота младшего лейтенанта Пахомова заметно редела. И все же шла, не останавливалась, залегала и вновь поднималась, вот-вот войдет в зону поражения наших снарядов. Пора об удалении огня позаботиться. Роман крикнул в трубку:

- Припять. По второму рубежу!

Перебросили огонь и другие батарейцы. Корпусные орудия давно уже долбили противника на дальней окраине Бомбена, где господский пруд, где кладбище с господскими могилами. Полковые пушки на конной тяге помчались вдогон пехоте. Хороши все же трофейные першероны. Не очень резвы, зато из любой болотины вытянут. Вот только на поле-то голое слишком отчаянно, опрометчиво. Уж не тот ли старший лейтенант со шпорами верховодит? Да что там упрекать - опрометчиво! Его, Пятницкого, орудия - вон они жмут, аж подпрыгивают на неровностях - разве скрытнее на дороге? Только и утешения, что липы по обочинам. Лыко, что ли, с них драть? Врежут немцы по кронам, и лыко, и куль рогожный - все будет.

Заскрипело, заныло, окутало дорогу молочным дымом Сыграл шестиствольный! Вот еще разок. Теперь другой - в те шесть труб еще мины затолкать надо. Роман закрыл глаза до боли, до светлячков. Андрей, как ты там, родимый?!

Из дымного облака вырвался один "студебеккер", другой. Пушки... Целы пушки! Подпрыгивают, мотаются на крюках, но целы. Так-то, фриц неразумный, бьешь ты здорово, метко бьешь, да не пофартило тебе на этот раз. Вон и головы хлопцев, пригнутые при обстреле, показались над бортами. Все ли здравы, хлопчики?

О-о, как рванул головной "студер"! Колька Коломиец, черт конопатый, жмет. Не съюзило бы, не занесло в кювет. Нет, пронесло...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное