Читаем Повесть о лейтенанте Пятницком полностью

Не кавалерист Тимофей Григорьевич, хотя и при конях в колхозе - на телеге больше. Но все же. А комбат-то куда? Городской ведь, ему ли верхом! Тимофей Григорьевич, снисходительно прощая, покачал головой. Пятницкий вставил носок в стремя, легко и ловко взлетел в седло, пригнетился. Конь строптиво и сбивчиво покопытил землю, но, почувствовав уверенный и требовательный нажим шенкелей, успокоился и сторожко ждал следующей команды. Она пришла с болью врезавшихся удил. Жеребец вскинулся передней частью, высоко поиграл чулками.

Пятницкий посмотрел на восхищенных товарищей и внутренне смутился театральности сделанного, прикрыл смущение шуткой:

- Представление окончено, можно разойтись!

Спрыгнул с коня. Подавая повод Тимофею Григорьевичу, предостерег:

- Держите жеребца подальше от начальственных глаз - враз замахорят.

Женя Савушкин, влюбленно смотревший на комбата из окопчика, крикнул:

- Товарищ лейтенант, вас!

К телефону Пятницкого вызывал Греков.

- Пятницкий, какого черта копаешься? Срочно в штаб полка!

- Ты чего как цербер? В силу новой должности, что ли?

- Подь ты...- разгневался Греков.- Понял, что я сказал?

- Зачем хоть вызывают?

- Придешь - узнаешь.

Глава двадцать восьмая

Первым, кого увидел Пятницкий возле штаба полка, был командир девятой гаубичной батареи капитан Костя-ев. Он сидел на дышле бесколесной брички в распахнутой шинели и, забросив ногу на ногу, писал на тетрадном листке, пристроенном поверх целлулоида планшетки.

- Садись,- сдвигаясь выше по оглобле, Костяев переложил карандаш в левую руку, поздоровался.- Чего запыхался? Гнались за тобой?

- Греков подхлестнул,- усаживаясь, ответил Пятницкий.- Что за экстренные сборы?

Понимая, что больше не напишет ни строчки, Костяев сунул писанину в планшет и с треском придавил кнопки-застежки.

- Кто-то решил, что воевать не умеем. Учения якобы, в войну играть будем.

- Если будем драться на улицах Кенигсберга, Хасан, какие тут игрушки,возразил Пятницкий.- Кенигсберг - не Гумбиннен, не Прейсиш-Эйлау. Столица прусской военщины, крепость. Не грех и поучиться кое-чему... Уже сказали об учениях?

- Кто скажет? Варламов наш? Черта лысого он скажет, как всегда, будет тянуть до последнего,- Костяев поморщился, сплюнул в сторону.- Изжога замучила, соды бы... Он и взводным-то в сюрпризы играл, а сейчас и подавно. Слышал, что полковника ему присвоили? Замараеву и Торопову подполковников.

- Откуда мне знать, сижу у моря, жду погоды.- Пятницкий простодушно улыбнулся.- Можешь передать начальству мои сердечные поздравления... Но откуда об учениях известно?

- Седунин, адъютант Варламова, по секрету всему свету. У него, поди, моча-то не держится, а тут... Сегодня Седунин вообще не от мира сего. Вежливый, учтивый, только что шарниры не скрипят в пояснице. Одну новость, правда, зажал. Вякнул о должностных перемещениях - и захлопнулся. Из приказа, говорит, узнаете... Вон товарищ Греков топает, может, он что знает.

Подошел начальник разведки дивизиона Греков, замещавший комдива. Считая, что телефонный разговор - это почти что виделись, не поздоровался, воскликнул с наигранной веселостью:

- Сидите, боги войны? По машинам пора.

- Не так туманно можешь? - сердито спросил Костяев.- Все же командир дивизиона сейчас, должен быть осведомлен.

- Нашел командира! Калиф на час. Мотаюсь, как соленый заяц. Ни зама, ни начальника штаба.

- Значит, о перемещениях ничего не знаешь?

- Абсолютно,- заверил Греков и показал покрасневшими от хлопот и усталости глазами на штабной домик, где подсобралось порядочно народу, стояли две бортовые машины, "додж".- Побегу, не задерживайтесь.

- Может, Грекова оставят на дивизионе? - посмотрел ему вслед Пятницкий.

- Вряд ли. Вот Павла Еловских бы.

- Павла - это верно,- подтвердил Пятницкий и почувствовал неловкость от сказанной неправды. Вспомнился застольный разговор в Цифлюсе, и Пятницкий убежденно подумал: "Нет, не мог бы Еловских командовать дивизионом", но обрядовая, освященная обычаем превосходная степень, употребляемая в разговорах об убитых хороших людях, взяла верх. Пятницкий не очень твердо, но повторил: - Павла - это верно.

Костяев кивнул в сторону группы офицеров.

- Гляди, Гриша Варламов зубы скалит. Значит, на сегодня страшного для нас нет, а сюрпризы будут.

Варламов в новой бекеше с полковничьими погонами, с огромным планшетом, какие можно увидеть только у летчиков, стоял в окружении штабных офицеров и от всей души смеялся над чем-то сказанным сдержанно улыбающимся начальником штаба Тороповым. Увидев приближающегося Костяева, Варламов, покинув свою веселую свиту, пошел навстречу.

- Здравствуй, Хасан. Что ты желтый такой? - озабоченно спросил Варламов и подал руку.- Ты не шути с этим. Отправлялся бы в госпиталь.

- Хватит об этом, Григорий Петрович,- нахмурился Костяев.- Придет время - лягу.

"Он и взводным-то в сюрпризы играл,- вспомнил Пятницкий слова Костяева и подумал: - Значит, вон еще когда свела их судьба!"

Варламов подал руку и Пятницкому. Задержал на нем острый, глубоко проникающий взгляд и снова обернулся к Костяеву.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное