«Ну, как вы там, девчонки? Грымзы старые. Уже жалеете своих дочурок, педагогов и психологов, которые не за меня, плохого мальчика, выскочили замуж?»
За спасительной тонировкой стёкол авто, я вздохнул с облегчением: действие первое прошло успешно. Хотя… Наверное, нельзя так со старушками, возраст, знаете ли… Давление там, сердечко… пульс частит.
Мне предстояло сыграть действие второе, в котором и развернутся основные события.
Я – Лёшка Зотов, тридцати восьми лет от роду, по образованию – инженер, русский, чуть не отдавший Богу душу пять лет назад от банального приступа аппендицита, найденный у пивного ларька однокурсником Витькой Щукиным и им же – Витькой, доставленный в больницу, и им же устроенный впоследствии на работу, в им же созданную туристическую фирму «Витур», ехал на встречу со своей бывшей женой, и, как и было задумано, опаздывал ровно на пятнадцать минут.
Что-то подсказывало мне, – не уйдёт, дождётся, иначе, зачем бы она позвонила на прошлой неделе и попросила о встрече, да так, будто мы расстались не шесть лет, а шесть дней назад.
Так оно и было. Припарковав машину у обочины, я сразу увидел её, одиноко сидящую за столиком летнего кафе на набережной.
Чашка кофе, пепельница.
Когда это она курить начала, интересно. Раньше даже запаха табака не выносила – мне приходилось на лестничной клетке дымить. И ждёт, судя по пепельнице полной окурков, давно. Волосы гладко зачёсаны назад – без всяких наворотов. Минимум косметики или… или очень дорогая косметика, которую только при тщательном рассмотрении можно заметить, а она всегда только такой и пользовалась.
Хочешь женщину обидеть, – скажи ей: «Какая красивая помада у Вас…» Она обидится и сочтёт тебя полным болваном. А если сказать: «Вы выглядите великолепно!», получишь в ответ улыбку. Многообещающую улыбку.
Во всём облике Наташи, в том, как она сидела, сгорбившись, как равнодушно смотрела перед собой в никуда, чувствовалась какая-то усталость, обречённость что ли…
Я усомнился в затеянном мной маскараде и уже не знал, хочу ли я мстить. В этот момент она повернулась:
– Алёша? Ты?!
А вот сейчас спокойно, Зотов. Собрался внутренне, улыбнулся, кивнул, присел.
– Конечно, я. А ты разве ещё кого-то ждёшь?
Постарела. Нет, пожалуй, устала… Нет блеска в глазах, лоска прежнего.
Всё-таки, постарела. И устала тоже. Шутка ли – шесть лет прошло.
Погасла она, вот что. Как я сразу не понял. Погасла Наташка. Нет свечения больше ни в глазах, ни в волосах… Потускнело всё.
Сколько раз я себе представлял эту встречу, сколько раз снились мне её удивлённые глаза и слёзы, слёзы в этих глазах, и я – неприступный и холодный, но вежливый.
Вот оно, свершилось.
И сейчас и потом – всё по сценарию, Зотов, никакой отсебятины.
– Заставил ждать – извини. Дела… – Послав ослепительную улыбку субтильной официанточке, зарплаты которой хватало на турецкое тряпьё «из мешка», но никак не хватало на приличный педикюр (кто ж её на работу принимал с такими пятками?!), я вновь блеснул часами. Официанточка, сделав стойку, бросилась менять пепельницу, принесла меню и замерла, затаившись, боясь спугнуть большой заказ и щедрые чаевые.
– Ну-с, посмотрим, чем тут у вас кормят, – я раскрыл меню.
– Может быть, вы пройдёте в vip-зал? – официантка сотворила что-то похожее на намаз, там вам будет уютнее, и беседе вашей никто не помешает.
– Нет, радость моя, мы сегодня подышим воздухом. Правда, Наташа?
Моя бывшая жена молча кивнула, хотя… Если бы я сейчас сказал, что мы подышим сероводородом или вообще дышать не будем, она бы согласилась – вряд ли она прислушивалась к разговору.
– Ты уже заказала что-нибудь? Смотри-ка, тут у них и осетринка на вертеле имеется…
– Спасибо, Алёша, я не голодна. А ты – поешь, если хочешь.
– Тогда один мартини-биттер, два шоколадных десерта и два апельсиновых сока-фрэш.
Этот набор развеял безумную утопию-мечту о крупном заказе и щедрых чаевых, и официантка ослабила стойку.
– А ты изменился, Алёша, – за всё это время Наташа впервые посмотрела мне в глаза. – Но, не скрою, мне приятно, что ты не забыл о моих пристрастиях.
– Конечно изменился, – улыбнулся я. – Полысел, поглупел, из брюнета превратился в седеющего шатена. А насчёт пристрастий, это легко – я и сам люблю сухой мартини, только сейчас не могу себе это позволить – за рулём.
Врал я легко, а что поделаешь, ведь это она любила мартини-биттер, и чтоб с зелёной оливкой в бокале; ведь это она была, да и осталась для меня эталоном женского обаяния. Эталоном настоящей Женщины.
Волей-неволей всех женщин я сравнивал только с ней, и ни одна до сих пор не одержала победу.
– Да я не о том, – руки её нервно теребили край скатерти, – ты изменился не внешне, хотя, ты очень хорошо выглядишь; ты внутренне стал другим. Самоуверенный, я бы даже сказала… нагловатый. И потом… Эта одежда… Раньше ты так не одевался. Да и одеколоном дорогим не пользовался.
Моё отражение самодовольно улыбнулось бы, будь здесь зеркало.