Повесть о парашюте

Несколько минут спустя я слушал рассказ моего нового знакомца.

В сентябре 1910 года Спортивный комитет Всероссийского Аэроклуба в целях пропаганды отечественного воздухоплавания проводил вторую авиационную неделю. Известные русские летчики, авиаторы, как тогда они назывались, С. Уточкин, М. Ефимов, Н. Попов, Л. Мациевич и другие, демонстрировали свое искусство полета. Здесь же парашютист Юзеф Древницкий совершал прыжки с парашютом из корзины аэростата.

…— Представляете себе Старые Коломяги? Большой летный луг. Нарядная толпа. Все торопятся, словно уже опоздали, хотя до объявленного начала более получаса.

Огромный забор расписан зазывающей рекламой. Оглушительный гул, базарный крик, голосят мальчишки, разбрасывающие листовки с портретом Мациевича.

Полиция безуспешно пытается направить в русло людской поток. Под натиском толпы длинный ряд лоточников, образовавших как бы естественный коридор вдоль забора, скоро оказывается оттертым в канаву. Оттуда слышны выкрики мороженщиков, орешников.

Аэродром — огромное поле. Взлетная черта обозначена жирной меловой линией, перед ней — аэроплан Мациевича. Туда устремляются взгляды толпы, уже расположившейся вдоль прямоугольника поля и непрерывным потоком продолжающей двигаться в широко распахнутые ворота.

Взоры всех прикованы к странному сооружению, стоящему на летном поле. Аэроплан «фарман IV» имел два тонких крыла, расположенных одно над другим, скрепленных многочисленными стойками и тонюсенькими стяжками. Над передней кромкой нижнего крыла было сделано некое подобие сиденья для летчика. Вместо фюзеляжа, каким мы его представляем сейчас, были фермы, которые удерживали хвостовое оперение.

Таков был аэроплан, стоявший у взлетной черты посреди летного поля. Мациевич озабоченно ходил вокруг своей птицы, что-то подтягивая в том месте, где находилась перекладина для сидения.

Живой барьер, очертивший со всех сторон прямоугольник летного поля, под напором задних рядов вышел за черту ограниченной площади, а новые зрители безостановочным потоком продолжали вливаться в ворота. Уже заполнено огромное пространство между передними рядами и забором, многие рассаживались прямо на лугу. Возбуждение достигло крайнего предела, когда в воздухе вспыхнула зеленоватая яркая ракета. Это был сигнал, извещавший о готовности к полету.

Наступила глубокая тишина. Казалось, многотысячная толпа затаила дыхание. Слышны были только голоса Мациевича и напутствующего его механика.

Мациевич окинул взором поле, подошел к аэроплану, забросил ногу на переплет плоскости. Вслед за этим мы увидели его сидящим за рулями управления. Напряженную тишину вдруг разорвал неровный гул мотора, из-под аэроплана вырвались клубы дыма. Зрители, не отрываясь, глядели на авиатора. Гул стал громче, машина, качнув крыльями, тронулась с места и медленно побежала по лугу, потом, убыстряя бег, оторвалась от земли. Далеко за линией забора аэроплан медленно набирал высоту. Мациевич пошел на второй круг. От сильных оборотов винта хрупкое тело аэроплана вибрировало, его тонкие крылья дрожали. Высота уже около четырехсот метров. Вдруг внезапный рывок потряс машину. Крылья сложились, и аэроплан, разламываясь, стал падать. Среди обломков аэроплана ясно была видна падающая фигура летчика с широко раскинутыми руками…

Так погиб морской офицер, военный летчик Лев Макарович Мациевич.

Потрясенный рассказом, я немного помолчал и спросил:

— Так что же было причиной этой катастрофы?

Мой собеседник долго молчал, словно вспоминая что-то, и наконец ответил:

— Я читал акт аварийной комиссии. Там сказано, что разрушившийся пропеллер обломком перебил одну из расчалок крыльев, и они сложились. От удара летчик был выброшен со своего сиденья.

После этого рассказа мы долго молча сидели, погруженные в свои мысли. Слева по борту в легкой дымке вырисовывались сизые берега. Мой собеседник встал и пошел в каюту собираться. Когда теплоход остановился у причала, я подошел к нему попрощаться:

— Благодарю вас за общество, за интересный рассказ, хотя не знаю, как вас звать.

— Котельников. Глеб Евгеньевич.

Потом я встречал Г. Е. Котельникова на осоавиахимовских аэродромах близ Ленинграда, где проводились прыжки с парашютом. Несколько раз виделись на собраниях авиационной общественности города. Виделись мы и на всесоюзных соревнованиях парашютистов на летном поле Тушинского аэродрома, где Котельников был членом жюри соревнований. Несколько раз бывал я на квартире у Котельникова в Ленинграде, где с удовольствием рылся в его довольно-таки обширных архивных материалах.

* * *