Не знаю, пошли ли мои уроки впрок. Возможно, французские парашютисты избрали свои пути. Но потом, через несколько лет, 6 марта 1938 года мой бывший курсант Вильямс установил мировой рекорд затяжного прыжка, пройдя с нераскрытым парашютом около 11 300 метров. Оставив самолет на высоте 11 420 метров, Вильямс открыл парашют в 90 метрах от земли. Увы, 14 августа 1938 года Вильямс разбился на глазах многочисленной толпы зрителей. Совершая затяжной прыжок с высоты 1000 метров, он все время через микрофон сообщал о своих ощущениях во время падения. Несколько громкоговорителей в разных углах аэродрома передавали его слова зрителям. Парашют, который он раскрыл на малой высоте, не сработал, запасной не успел раскрыться, Вильямс упал на землю и разбился…
Итак, моя работа подошла к концу. Слушатели курсов в день моего отъезда устроили прощальный обед и в полном составе проводили меня на поезд Авиньон — Париж.
В Париже я доложил нашему атташе о выполнении задания. Снова мы побывали во французском министерстве воздушных сил. Там мне вручили подарок за работу, и вскоре я уехал на Родину.
Много впечатлений вывез я из заграничной командировки. Круг моих знаний расширился, в этом была несомненная польза. Но увы, эта поездка принесла и некоторые минусы. В 1936 году меня срочно вызвали в Москву и предложили поехать в Испанию помочь нашим испанским товарищам защищать завоевания рабочего класса. Я сразу же с радостью согласился. Но в процессе разговора возник вопрос, какие языки я знаю. Я ответил, что бегло говорю по-французски и что научился этому будучи в командировке во Франции.
Последовала небольшая пауза, и мой собеседник велел мне прийти к нему завтра. А наутро мне было сказано, что поскольку я был во Франции и меня знают в лицо, посылать меня в Испанию нецелесообразно. Несмотря на все мои бурные возражения, решение осталось в силе…
И еще я хочу рассказать об одном эпизоде, который произошел в 1963 году, но живо напомнил командировку во Францию.
В числе моих учеников 1935 года был скромный молодой сержант по фамилии, если произносить ее на русский лад, Орват.
Сержант успешно прошел теоретическую подготовку и хорошо выполнял прыжки с самолета. Во время разлива Роны мы как-то с майором Жеем плыли в лодке, направляя ее ход шестами. Орват сфотографировал эту сцену и попросил написать на фотокарточке несколько слов. На лицевой стороне фото я написал: «Симпатичному и скромному Horvattu — Кайтанов. Авиньон 31.12.35 года».
И вот в начале 1963 года я получил письмо от работника штаба Военно-Воздушных Сил, известного парашютиста-рекордсмена. Он писал, что французское посольство переслало в штаб письмо-просьбу Орвата выслать ему знак парашютиста, так как его, дескать, учил прыгать с парашютом русский инструктор Кайтанов. А в качестве доказательства он приложил копию фотоснимка с моей подписью.
Такой знак пришлось этому французскому парашютисту Орвату выслать, хотя прыжок он совершил ни много ни мало 28 лет тому назад.
Штурм стратосферы
В тридцатые годы советская авиация бурно развивалась. Девиз «летать выше всех, быстрее всех и дальше всех» претворялся в жизнь. Полеты новых машин на высотах более 6–8 километров становились обычным делом. А это означало, что такие высоты надо было осваивать, «обживать» и парашютистам, чтобы не отставать от развития авиации.
Это оказалось не таким простым делом.
Изо дня в день, поднимаясь на различные высоты, я на себе испытывал действие разреженного воздуха. До четырех километров высота почти не чувствуется и на работоспособности не сказывается. Но начиная примерно с пяти километров картина меняется: резко учащается дыхание, организму не хватает кислорода. Я глубже стал интересоваться воздействием высоты на организм человека и узнал много интересного.
Впервые воздействие высоты на организм человека описал Робертсон, который 18 июля 1803 года на воздушном шаре достиг высоты 7350 метров.
«Занимаясь различными опытами, — писал Робертсон, — мы испытывали общее недомогание и какой-то страх: шум в ушах, чувствовавшийся уже много раньше, все увеличивался по мере того, как барометр стал опускаться ниже 13 дюймов[2]
. Наше недомогание несколько напоминало ощущение, которое приходится испытывать, когда человек при плавании погружает голову в воду. Нам казалось, будто в груди произошло расширение и грудь утратила свою упругость. Мой пульс был усиленный, у Лоста — замедленный. У него, как и у меня, вспухли губы и глаза налились кровью, вены на моих руках вздулись, рельефно выступив наружу. Мы находились в состоянии моральной и физической апатии и с трудом могли бороться с сонливостью».Наиболее подробное, не утратившее своего значения и до сих пор, описание высотной болезни сделано Тиссандье, единственным оставшимся в живых пилотом воздушного шара «Зенит», который поднялся 15 апреля 1875 года с экипажем из трех человек. Вот некоторые характерные выдержки из записок Тиссандье.