Повесть о парашюте

Первый полет выполнен самостоятельно! Каждый следующий доставлял новую радость, приносил новый опыт. Это было прекрасно — ощущать свою власть над послушной уже машиной, подчинять себе воздушную стихию. Каждый летный день воспринимался как праздник, а вынужденные перерывы в полетах вызывали досаду…

Продолжая полеты, я чувствовал, как машина все лучше подчиняется моим рукам. Во мне росла уверенность, которая незаметно превратилась в излишнюю самоуверенность и подвела меня.

Наша группа уже завершала полеты на У-1. Шли заключительные упражнения по отработке чистоты посадки. Надо было безукоризненно сесть на три точки и как можно ближе к посадочному знаку «Т».

…Первые две посадки я делаю с недолетом в десять — пятнадцать метров, заключительную посадку хочу сделать совершенно точно, но чувствую, что скорость еще не погашена и машина идет на высоте около полуметра от земли.

Стараюсь погасить скорость, создаю снос и в результате сажусь на одно колесо. Правая сторона шасси не выдерживает нагрузки и надламывается. Машина ложится на правое крыло, задрав кверху левое.

Донельзя огорченный, я вылез из кабины, стараясь не глядеть на инструктора и своих товарищей: по моей вине хорошо идущая группа с первого места откатывалась на третье. Эта первая поломка меня многому научила. Я понял, что самолета еще не знаю, что нужно еще много-много учиться и ни в коем случае не обольщаться своими совсем скромными, как я понял, первыми успехами. Я стал строже и требовательнее относиться к себе. И может быть, именно поэтому мне сравнительно легко удалось выполнить программу полетов на самолете Р-1 и перейти на истребитель, на котором я и закончил летную школу.

«И-2 бис» — так называлась эта машина, необыкновенно подвижная и юркая. Летать на ней было наслаждением. Управление рулями очень легкое, машина быстро набирала скорость. В полете на истребителе я впервые познакомился с парашютом. До этого с парашютом мне летать не приходилось. А тут работник школы показал нам укладку парашюта, рассказал и показал, как его надо надевать на себя и как надо дернуть за кольцо, чтобы раскрыть.

Вот и вся теория парашютного дела, которую мы изучили перед тем, как начать пользоваться этим спасательным прибором. На наши многочисленные вопросы, как же надо падать, приземляться и так далее, инструктор ответа не дал, так как сам он не прыгал ни разу и специальных знаний не имел. Да и иметь их в то время было весьма затруднительно — парашютное дело только начиналось. Как мне удалось установить потом, для подготовки инструкторов по укладке и эксплуатации парашютов в сентябре 1928 года были организованы краткосрочные курсы при одном научном центре ВВС. Было подготовлено около тридцати инструкторов. Но парашютные прыжки на курсах не проводились. А нужда в парашюте для летчиков существовала самая настоятельная.

…На своем аэродроме я дежурил по части. В бинокль отчетливо были видны все эволюции машин, летавших в радиусе пяти — шести километров. Один из самолетов выполнял фигуры высшего пилотажа. На полном газу круто, «свечой», набирал высоту, потом пикировал, выполнял петли и перевороты через крыло. Вот самолет вошел в левый штопор. Я считал витки штопора и насчитал уже 22 витка, пока самолет, продолжая штопорить, не скрылся за линией горизонта.

Оторвавшись от бинокля, я тотчас же доложил по телефону командованию о случившемся и скоро узнал подробности. Командир учебного звена Михайловский, выполняя фигуры высшего пилотажа, непроизвольно вошел в плоский штопор. Не сумев вывести самолет из штопора, потерял высоту. Решение применить парашют принял поздно. Оставив самолет в режиме штопора на высоте 70–80 метров от земли, раскрыл парашют. Не имея запаса высоты, купол, вытянувшись в «колбаску», не успел полностью раскрыться. Михайловский разбился. Если бы он умел владеть парашютом, то спасся бы, оставив безнадежную машину чуть-чуть раньше, скажем, в 120–150 метрах от земли.

Этот случай запомнился мне на всю жизнь. Я твердо решил научиться владеть парашютом, прыгать с самолета и даже подал рапорт начальству с просьбой разрешить мне пробный прыжок. Однако дело это, видимо, было настолько новым и необычным, что на свой рапорт я не получил даже ответа.

Но я решил не отступаться.

Первые прыжки