Комиссар действующей армии Романов, видя, что Главком окрылён победой в Рубцовке, продолжал склонять его к отказу от объединения с отрядом Игната Громова.
— Зачем тебе, Ефим Мефодьевич, это объединение? — при удобном случае внушал он Мамонтову. — При твоём военном таланте да при храбрости наших партизан мы и одни врага разобьём. Вон какую победу в Рубцовке одержали. А у них ни одного пулемёта нет…
Мамонтов колебался. Однако он понимал, что объединяться необходимо — этого требовала обстановка. Белогвардейское командование не могло остановиться на полпути. Потерпев поражение во время первого похода, оно организует второй, но теперь уже большими силами.
Видя, что Мамонтова не удаётся склонить к отказу от слияния с отрядом Игната Громова, Романов и его единомышленники-эсеры решили восстановить Главкома против большевиков-алейцев, имевших в штабе решающее влияние.
— Штаб начинает главенствовать, — поговаривал Романов, — твой авторитет хочет подмять. Архипова в Главкомы метят. Присмотрись к штабу, Ефим Мефодьевич…
— Архипов — провокатор, — вторил ему Полещук. — Партизан сговаривает за Алей уйти.
— Измена готовится, — нашёптывал Мамонтову Козырь, — Андрианова и Сентерева арестовали будто бы за пьянку и дебоширство, а на самом деле преданных тебе людей убирают. Этак, Ефим Мефодьевич, и до нас, и до тебя доберутся.
Мамонтов рассердился, приказал освободить Андрианова и Сентерева, и к штабу, к Архипову стал относиться крайне подозрительно.
Из Солоновки прибыл Захар Боярский, который после чехословацкого переворота прятал в Корнилово Игната Громова. Тогда он говорил, что ему всё равно, какая власть будет. Но прошло время, Боярский убедился, что не всё равно, и однажды сам заявился к Громову, попросил принять в партизаны.
— Это как же так, Захар? — спросил Громов. — Ты же говорил: мне что белые, что красные — одна сатана…
Боярский смущённо улыбнулся:
— Было время — думал так. А теперь дурь из головы повыветрило.
Захара зачислили в отряд — теперь он стал опытным контрразведчиком. Из Солоновки он привёз нерадостные вести.
— Разлад в штабе Мамонтова, товарищ Коржаев, — докладывал он начальнику контрразведки. — Эсерам удалось обострить отношения между Главкомом и алейцами. Мамонтов уже поговаривает об аресте Архипова и разгоне штаба. Как бы не случилось такой оказии…
Коржаев сообщил это партийной группе, заметив от себя, что надо кого-то послать в Солоновку для ликвидации конфликта.
— Правильно, надо послать, — поддержали его члены штаба.
— Езжай ты, Игнат Владимирович, — предложил Голиков. — Мамонтов тебя лучше, чем кого-либо из нас, послушает.
— Что ж, поеду, — согласился Громов.
В этот же день он выехал в Солоновку. В штабе застал Архипова.
— Ну, что тут у вас происходит? — прямо спросил Игнат Владимирович.
Архипов нахмурился.
— Плохие у нас дела. Хоть завязывай глаза да убегай. Романов и прочая сволочь втёрлась в доверие к Мамонтову и натравливают его на штаб. Боюсь, как бы голову с меня не сняли.
— Ну, а вы что?
— Вчера создали при командующем ставку. От группы Мамонтова в неё вошли Чеканов и Романов, от алейцев — Канкорин и Брусенцев. Оба — крепкие большевики. Поручили им во что бы то ни стало добиться личного доверия Ефима Мефодьевича и вытеснить влияние Романова и его эсеро-анархистской братии. — Архипов помолчал и, поколебавшись, добавил: — Подумываем также убрать эсеровскую верхушку.
— Ставку организовали — это хорошо, — заметил Громов. — А убирать сейчас эсеровскую верхушку, мне кажется, несвоевременно. Может раскол получиться. Не дай бог белые в это время в наступление перейдут.
— А что же делать?..
— Объединяться нам надо, тогда и эсеров с анархистами легче будет к рукам прибрать.
— Да мы хоть сейчас готовы! — воскликнул Архипов. — Надо только, чтобы Ефим Мефодьевич дал твёрдое согласие. Он не против объединения, да вот эсеры палки в колёса вставляют. Эх, если бы ему настоящего комиссара, который бы большевистскую политику вёл! Тогда ещё лучше бы дела у Мамонтова пошли. Удивляюсь я ему: унтер-офицер всего, а талантлив, как полководец. Видно, от природы он военным уродился… Поговори с ним, Игнат Владимирович, возможно, поможет?
— Затем и приехал. Только прошу против Романова и других пока ничего не предпринимать.
— Хорошо, потерпим ещё…
Ефим Мефодьевич встретил Громова, как давнего друга, откровенно ему обрадовался.
— Ну, как, что у вас?.. Рассказывай, рассказывай! — затормошил он Игната Владимировича. — Слышал, слышал, как вы белых в Паромоиово расшлёпали.
— Я тоже слышал о твоих победах в Мельниково и Рубцовке. Только вот не понимаю, почему вы Рубцовку оставили и от Поспелихи отошли.
Мамонтов смутился, а затем, усмехнувшись, ответил:
— Загуляли, понимаешь, партизаны с радости, а тут белые напёрли. Ну, ничего, в другой раз возьмём навсегда!
— Это анархия у тебя отряд разъедает, Ефим Мефодьевич. Штаб и Архипов правы, что с ней всячески надо бороться.
— Штаб, Архипов?! — со злобой вырвалось у Мамонтова. — В штабе собрались изменники, а Архипов — провокатор. Я вот с ними разделаюсь!