Повесть о пережитом

Январские морозы были беспощадны. Мы опасались, как бы стекла в окнах не полопались.

Промерзший до костей, в башлыке, шинели и заснеженных валенках, ввалился в контору Соковиков.

Неисповедимы пути, по которым в зону проникают «вольные» новости. Но часто они в той или иной мере подтверждаются. Известно стало нам и о случае с оперуполномоченным Соковиковым. На очередной политбеседе в четвертом отделении Озерлага какой-то политический невежда предупредил своих слушателей:

— Учтите: сейчас враг скрывается под флагом Ленина. Говорит о Ленине, о ленинских идеях, а сам — заядлый троцкист!

Соковиков возразил этому «философу»; троцкисты всегда были врагами Ленина, всегда нападали на Ленина, а не прикрывались его именем. За столь «дерзкое» высказывание Соковиков навлек на себя гнев вышестоящих начальников, попал «на заметку».

Вот почему сумрачный, озадаченный вид, с каким стал появляться последнее время в зоне оперуполномоченный, был нам понятен. Он устало плюхнулся на табурет. Размотал башлык, подышал на руки. Взглянул на Дидыка.

— Дай махры! Позлей какая…

Затянулся дымом. Встал. Позвал меня.

В кабинетике он сидел, уткнув глаза в стол. Курил неистово, будто вытягивал из цигарки слова, которые никак не шли на язык. Стал рыться в папке. Захлопнул, сунул ее в ящик. Почесал за ухом. Выругался непонятно в чей-то адрес. Глаза сузились.

— Копия заявления в ЦК осталась?

— Нет, гражданин начальник. А что?

— Бросили в корзину!

— Как же так? Почему?..

— «Почему, почему?..» — Он глянул на окошко, сплошь замороженное, затем — на дверь. — Потому как… еще бериевцы сидят в отделении!.. Твои уши не слышали, что мой язык сказал, понял? Восстанови заявление. Сам отправлю, обычной почтой.

— Спасибо, гражданин начальник!

— Благодарить после будешь. Пиши!

— В таком случае позвольте еще письмо?

— Жене?

— Нет. Большакову, Ивану Григорьевичу.

— Кто такой?

— Заместитель министра культуры. Вместе работали. Хорошо меня знает.

— Угу… Экой ты!.. — Задумался. — Стало быть, хочешь артиллерийским залпом?.. Ладно. Уж заодно и жене пиши!

Соковиков унес на почту три моих письма.

Потянулись дни, наполненные ежеминутным волнующим ожиданием.

В полузабытьи шел я как-то по зоне и столкнулся… с Флоренским.

— Вы… здесь?

— К вам направился, — здороваясь, сказал Николай Дмитриевич.

— Будете у нас?

— Всего день. Привезли на дрезине. Серьезная операция… Грузили лес на Вихоревке. Так вот, одного конвоира пришибло бревном. Переломаны шейные позвонки, сдавлен спинной мозг…

— Да, тяжелый случай… Какие новости у вас в больнице?

Флоренский замялся.

— Ничего особенного… Помните Мишу Дорофеева?

— Как же!

Николай Дмитриевич передал одну из маленьких историй, которые в том или ином варианте происходили на многих пунктах длинной скорбной трассы Тайшет — Братск, раскрывая человеческое в сердцах.

…На авторемонтном заводе обстановка для Дорофеева сложилась неблагоприятная. Подходящей производственной специальности у него не было, а все обслуживающие должности были заняты. Каждый день Дорофеева могли этапировать в неизвестном направлении, даже на Колыму. А так не хотелось далеко уезжать от родной иркутской земли!..

У кого искать помощи?.. Он пошел к «подпольному конструктору» Алексею Кассандрову — мастеру гальванического цеха. О Лешке-моряке всегда душевно отзывался Флоренский.

Такой человек, решил Дорофеев, из огня вытащит, из воды вынет…

— Мне гальванист нужен, дорогой мой, — сказал Кассандров. — У нас производство, а не инвалидный дом. Так что… извини!

Отказ был неожиданным. Дорофеев даже зубами скрипнул.

— А, черт! — с сердцем выругался он. — Чем я виноват, что не слесарь и не токарь? Чем виноват, что попал на комсомольскую работу?

— На какой должности забрали? — поинтересовался Кассандров.

— Секретарь Иркутского обкома комсомола! — с раздражением произнес Дорофеев.

— Стоп! Тогда разворот на сто восемьдесят градусов! — решительно сказал Алексей Григорьевич. Предложил потомственную капитанскую трубку — На, затянись!

Тут же Кассандров преподал Дорофееву несколько уроков по гальванотехнике, велел вызубрить вопросы, которые задаст ему в присутствии начальства, и ответы, кои должны последовать. Вечером провел с ним репетицию, а утром вызвал в контору, к начальнику производства.

— Вы где работали? — недоверчивым тоном, проявляя актерские способности, спросил Кассандров, пристально вглядываясь в «незнакомого» человека.

— На Иркутском заводе имени Куйбышева, в гальваническом цехе, — бодро звучащим голосом произнес Дорофеев.

— Вон как? Тогда разговор будет короткий. У меня нет времени, — торопливо заметил Кассандров.

Он достал из хромовой ванны деталь. На блестящей поверхности хрома были мелкие черные пятна.

— Как это называется?

— Питинг!

— Какие причины его порождают?

— Избыток в электролите серной кислоты или трехвалентного хрома! — быстро, тоном уверенно сдающего экзамен ученика ответил Дорофеев.

Кассандров удовлетворенно развел руками и покосился на своего начальника:

— Больше вопросов нет! Это может знать только хороший специалист!