Повесть о пережитом

— Вы полностью реабилитированы, — сказал он, поднимаясь со стула. — Поздравляю, товарищ. — Четырнадцатого июня сего года… в порядке статьи двести четвертой…

«Четырнадцатого июня! Да ведь это же день моего рождения!.. Необычайное совпадение!.. Родился второй раз!»

Сотрудник спецчасти подал мне справку:

«…следует к месту жительства, гор. Москва…»

— Счастливо! Завтра уедете!

Вот и завтра. Я — за вахтой. Нашлись сопутники: парень в матроске и девушка в жакетке и темно-красных модельных туфельках. Оба освободившиеся… Мы положили вещи на телегу, а сами — пешком: до станции всего пять километров. «Впервые за пять лет — без „свечки“ за спиной!»

Познакомились: Анатолий, моряк из Керчи, и московская студентка, дочь старого большевика, Лариса — исхудавшая, бледная.

— А вас что привело в тайгу, Лариса?

Она улыбнулась:

— Преклонение перед иностранными модами…

Лариса шла, прихрамывая. Модельные туфли, которые ей недавно прислали из Москвы, сильно жали. Она остановилась, сняла их, спрятала в сумку и — босиком. В ее волосах, путавшихся от легкого ветра, в открытом взгляде больших карих глаз, в босых ногах, легко ступавших по дорожным кочкам, во всей узкой, полудетской фигуре было много чистого и светлого… Она продолжала:

— Мы пили вечерний чай, когда они пришли… Мама потом писала, что отец недели две ходил, как помешанный, по Москве. «Лора! Где моя Лора?» — бормотал он. Увидит похожую девушку, остановит, заглянет в лицо, извинится, идет дальше… Потом слег в постель… Его вылечили… Отец, мама, мой брат — все, все ждут не дождутся меня!.. Пошли скорее!

Лариса ускорила шаг. Анатолий и я не отставали.

— Мое «дело» вел полковник Герасимов. Изверг! — вспомнила она. — Сажал меня в карцер, требовал, чтобы «призналась»… Я стояла перед ним в разорванном платье, голодная, дрожала, как на морозе… Он осыпал меня площадной бранью, ел какие-то ягоды и выплевывал косточки мне в лицо…

Она остановилась.

— Ах, зачем я вспоминаю?!. Сегодня так хорошо нам, правда? Скоро сядем в поезд, скоро Москва… А я такие вещи вам рассказываю!.. Вам первому… Годами лежало на душе… Никому никогда ни слова об этом не говорила, боялась! А теперь не страшно, ни чуточки не страшно!.. Если бы я встретила Герасимова, честное слово, собственными руками… правда, у меня пальцы очень слабые… но все равно бы — задушила!

Мы шли по широкому хлебному полю. Синее небо, птицы, яркое солнце…

— Вы знаете, я в лагере не обращала внимания на птиц, — вдруг оживленно заговорила Лариса. А сейчас… сейчас мне кажется, что я тысячу лет их не видела!

— Да мы сами теперь вроде птиц, — сказал Анатолий. — Полетим через Сибирь, Урал, к себе — в теплые места…

— Смотрите! — воскликнула Лариса.

Она вся засияла. Бросилась рвать цветы.

— Цветы! Цветы!.. — восторженно повторяла она.

Анатолий расправил грудь и во весь голос закричал:

— Полу-ундра-а!

Пришли, прибежали в Тайшет. Скорее на телеграф.

Я подал в окошко телеграмму:

«Полностью реабилитирован нет предела благодарности тебе дорогая подруга жизни сегодня выезжаю поезд 49 вагон 11 буду телеграфировать дороги крепко целую Борис».

Телеграфистка прочитала, подняла на меня глаза — и в слезы.

— Девушка! Потом поплачете!.. Получайте! А то поезд…

Пришел поезд. Скорее, скорее, где наш вагон?

Вот он!.. Сели на свои места. И вдруг чей-то надтреснутый голос называет мою фамилию. Я оглянулся. Оперуполномоченный Калашников! Ну и встреча, черт побери! Он подошел. Лицо улыбчатое, масленое.

— Поздравляю!

— Спасибо.

— Полностью?

— Полностью.

— Домой?

— Домой.

— А я — в санаторий.

— Ну, а я — к верующей жене.

— Злишься на меня?

— Злюсь.

— О! Люблю откровенность!.. Давай-ка по махонькой — за мир и новое знакомство?

Он вынул из сумки бутылку водки.

— Нет, благодарю. Компанию вам составить не смогу. И вообще, покуда не встречусь с женой, ни капли хмельного!

Ночь. Вагон в полумраке. Все заснули. Прикорнул и моряк. Забылась Лариса. А я припал к окну. Из темноты набегали на меня деревья, домики, огни стрелок. Высекались, как клинки, узкие полоски рек. И снова — деревья, деревья, тайга сибирская! Из окна вагона она совсем другая — свободная, своя…

Не мог оторваться от окна. Прислонился лбом к стеклу, так и задремал…

Порозовело небо. Сон как рукой смахнуло.

Уже и Лариса возле окна. И Анатолий.

— Рыбу ловят! — увидел он.

— Ой, мальчики, как, интересно! — радовалась она.

Это я — мальчик! Славная девушка… Как хорошо, что не убили в тебе молодости!

— А вон комбайны!.. Мост!.. Деревня!.. — весело перечисляла Лариса. — Вон завод! Вдали, вдали! Видите?

Вижу. Все вижу!.. Большая, живая жизнь! Мы верили, что она никогда не остановится!.. Казалось, поезд мчался, расправив незримые широкие крылья, как птица-сказка. А вместе с нами устремлялась вперед, вся в золотистом солнечном свете, звонкоголосая, сверкающая наша страна.

Красноярск… Полетела телеграмма Вере: «Еду!»

Омск… Опять телеграмма: «Еду!»

На исходе пятые сутки. Мы бросались к окнам, выбегали в тамбур, тормошили проводницу: когда же, когда Москва?! Часы на всех станциях словно испортились: еле-еле передвигались стрелки.

Наконец-то она, Москва, платформа Ярославского вокзала!