Повесть о первых героях

«В связи с исчезновением самолета Леваневского мы получили распоряжение Москвы подготовить в районе станции посадочные площадки для самолетов спасательной экспедиции. В эти дни в лагере оставался один лишь Кренкель. Он буквально валился с ног, так как несколько дней не отходил от рации, тщетно ведя наблюдение за эфиром. Поддерживал его крепкий черный кофе. А мы втроем, вооружившись лопатами и пешнями, расчищали аэродром, несмотря на туманы и снег, приходилось сбрасывать с себя меховые рубашки. Промокли до мозга костей, но работа двигалась… Под нашими пешнями медленно разрушались гряды торосов, исчезали бугры, ледяные валы: поле становилось гладким. Морозы помогали нам, аэродромы укрепились и долго держались в готовности, к сожалению, использовать их не удалось».

Наконец 6 октября в 12 часов ночи над островом открылось чистое небо с ярко горящими заездами и затухающим серпом луны на востоке. Синоптик заявил:

— Вылететь можно, но возвращение на Рудольф, вероятно, будет отрезано, с запада надвигается циклон.

И все-таки мы решили лететь.

Мои товарищи готовили машину молча. Выражение настороженности и тревоги не сходило с их лиц. Позднее, в годы Великой Отечественной войны, я видел такое выражение на лицах многих боевых друзей перед вылетом в сложные и дальние бомбардировочные рейды.

В полете на нас упорно надвигались туман и облачность. Видимость — прескверная. Машину прижимало все ниже и ниже. Я перешел на бреющий полет. Совсем рядом мелькали черные полосы разводьев, стремительно проносились серые ледяные поля. Высотомер показывал сорок метров. Невольно шевельнулась мысль: «А вдруг придется сесть?» Льдин, мало-мальски подходящих для посадки, я не видел. Долго лететь вслепую на перегруженной машине нельзя. Любой высокий торос грозит гибелью.

Облачность повышалась. Теперь мы могли прекратить опасный бреющий полет и подняться на высоту 300 метров.

Приближаемся к полюсу. Внезапно перед нами открылось зрелище непередаваемой красоты.

Небо как бы раздвоилось. Темно-вишневая и светло-голубая полосы сливались над нашими головами. Вишневая, справа, постепенно разгоралась в сторону горизонта. Ее далекие границы, освещенные лучами заходящего солнца, казались огненно-розовыми. Слева же краски затухали, незаметно переходя в мрачные фиолетово-синие тона.

С одной стороны исчезающий день. С другой — надвигающаяся ночь.

Северный полюс! Где-то здесь, рядом, может быть, находится сейчас Леваневский.

Все застыли у окон и люков, пристально вглядываясь в ледяные просторы. Каждый просматривал определенный участок. Жадно ищущим взорам ежеминутно мерещился силуэт самолета. Но когда мы подлетали ближе, то оказывалось, что это — трещины или торосистые гряды.

Внезапно механик подбежал ко мне с криком:

— Самолет! Я вижу самолет!

У меня заколотилось сердце.

— Где он? Где?

Я мигом передал управление второму пилоту Александру Николаевичу Тягунину и бросился к окну.

Жестокое разочарование! Это было всего лишь разводье, по форме напоминающее аэроплан.

Мы продолжали поиски, летая зигзагами. Каждые десять минут наш замечательный штурман Иван Тимофеевич Спирин менял курс.

Мы ныряли под облака, внимательно осматривали льдины и снова поднимались вверх… Что, если они здесь, близко?.. Слышат звуки наших моторов…

Тяжело было покидать район полюса, но пришлось уступить Арктике.

Обратно шли в сплошных облаках, нависших в несколько ярусов. Я с опаской поглядывал на крылья: не начинается ли обледенение?

Десять часов продолжался этот рискованный полет в условиях наступающей полярной ночи, второй в истории полет советского тяжелого самолета на полюс.

…Потом мы снова готовились к поискам. Но Арктика обрушила на нас еще более жестокие циклоны, туманы и метели.

Наши машины, находившиеся на Рудольфе, не были приспособлены к ночным арктическим полетам. Поэтому правительство решило направить на поиски другие, специально оборудованные воздушные корабли. Их спешно подготовили московские заводы.

В начале октября из столицы на Север вылетели тяжелые машины Героя Советского Союза М. Бабушкина, Я. Мошковского, Б. Чухновского и Ф. Фариха. Нашей группе приказали вернуться в Москву.