Повесть о плуте и монахе

– Ноги моей не будет больше в Божиих местах. Буду хорониться от странничков. Запомнил я их щедрость. Ах, не славно ли сейчас оказаться в теплом трактире? Не славно похлебать снетков, заедая киселем, и знать, что поднесут тебе не воды, а водочки? Не славно посапывать на перине рядом с лебедушкой?

Странники между тем храпели и посвистывали. Слушал плут их храп с черной завистью. И твердил, стуча зубами:

– Все сделали служители Божии, чтоб я, грешный, теперь от любой рясы шарахался. Упаси меня Господь от щедрот слуг Твоих! Вот уж, поистине, славно отужинал, славно погрелся!

8

И, добравшись до самой Москвы, загулял.

На Тверской возле трактира увидел плут множество нищих, которые канючили заунывными голосами, спрашивая копеечек, показывая горбы да бельма, суя костыли и палки; были среди них старухи и вовсе малые ребятишки. От церквей и кладбищ под вечер потянулись они сюда выпрашивать подаяние.

Подбоченившись, подмигивал нищим Алешка:

– Страдаете ли, убогие? Завыл, заголосил ему хор:

– Страдаем, касатик! Извелись, милый!

– А много средь вас больных, увечных? – спрашивал.

– Да почитай все, батюшка! Сказал выглянувший трактирщик:

– Гнать вас надо в церкви, в богадельни. Знатные попы мастера на утешительные проповеди! Вылечат вас молитвами!

Алешка ему отвечал:

– Зачем? Вот перед тобой первейший лекарь!

И достав пригоршню денег, швырнул в дрожащую кучу. Поднялась великая свалка.

Лишь одна старуха, не исцелившись, отползла от кучи-малы и плакала.

– Эка! – заметил Алешка. – Видно, не на всех действует мое лекарство.

И протягивал деньги:

– На-ко тебе, бабушка, найди себе на них другого лекаря!

К выздоровевшим оборачиваясь, молвил:

– А теперь, господа нищие, милости прошу на мой пир, поистине царский, будут там утка да гуска, будут и танцы под закуску.

Заплатив онемевшему трактирщику, повел за собой скулящее и урчащее голодными животами братство в трактир. Там же, рассадив нищих за столами, потребовал блинов да кулебяк, да жаркое в подливках. И несли им кур и баранину. И насыщались они, обсасывая кости так, что стоял один лишь свист, и отрыгивали сытно, вылезали глаза уже у многих, но ели через силу. Прознав о таком угощении, стекались к трактиру со всей округи их собратья.

Вовсе сбились с ног половые.

Плут же орал, восседая посреди обжор:

– Здесь вам и залы, здесь и генералы, господа нищие! Кто ни разу не бывал на царском пиру, уминай балыки и икру!

Нищие разбрелись по всему трактиру и совали носы даже на кухню, торопя поваров. Те, не зная, что и делать, выскребали им из котлов оставшуюся кашу и давали вылизывать мясную подливку.

– Ах, танцуйте, господа нищие! – приговаривал Алешка, видя, как все больше в трактир набирается всякого сброда. Между тем, расхватали убогие под шумок скатерти и полотенца себе на портянки. На улице перед дверьми толпились несчастливцы, которые не успели попасть на пир, и с проклятиями стучали по окнам, грозясь их выбить, – хозяин был ни жив, ни мертв.

Взялись музыканты за плясовую. Веселились убогие – успели они уже приложиться в трактирном погребке к мадере, и появились на столах бутыли с водкой.

На улице же перед дверьми разгоралась драка – шли в ход палки да ножи. Плуту горя было мало:

– Ах, господа нищие! Ваши лохмотья – не платья ли диковинные, а вши, по вам ползающие, чем не драгоценности? Привыкли ваши босые ноги к снегу да глине – отчего не привыкнуть им к досчатым полам?

И огромную кружку надел на голову пьяной старухи.

– А вот вам и царица ваша, ибо какой бал без царицы?

Музыканты налегали на гармоники и бубны.

Привлеченные дракой у входа, набежали городовые и заработали плетьми, да так, что сразу все согрелись. Поднялся вой, полетели разбитые стекла и, спасаясь, посыпались нищие в разные стороны с бала, точно тараканы. Алешка умилялся вслед им, скоро бегущим:

– Ах, как славно я вас подлечил! Тех, кого огрели уже плетью, парень спрашивал:

– Не согрелись вы, господа? Отвечали ему, охая:

– Горячо, горячо нам. Алешка добавил:

– Однако, и не скучно.

9

Монах, в крещенский мороз оказавшись на дороге, сунул руку в суму и не нашарил там никакой еды – раздал он еду убогим.

Возле самой дороги рос рябиновый куст, было на нем несколько веток, покрытых замерзшими ягодами. Нарвал тогда монах тех ягод и воскликнул с радостью:

– Ай да пир, поистине царский, мне рябиновые ягоды! Не уподобиться ли птицам Божьим, что не думают о завтрашней пище, а довольствуются зерном да ягодой и беспечно летают себе в небесах!

Ел он мороженую ягоду, да похваливал:

– Ай да вкусна пища Его!

Окреп мороз, потрескивал лес по сторонам дороги, все замерзло – поднимались лишь дымы из далеких труб. Монах же сказал:

– Огонь Его согревает меня.

10

Сверкал дворец государев.

Залит был огнями; зажжены были факелы и костры возле дворцовых ворот. Стояли повсюду в залах услужливые лакеи. Подкатывали на царский бал кареты, и струился по парадной лестнице поток придворных; были на том балу первые красавицы двора, графы и князья.

Были затянуты мягкими коврами мраморные ступени, и углы залов и комнат обтянуты тканями – все знали, почему.