Повесть о последней, ненайденной земле

— А полотенце кто за тебя будет стирать? Мать? Мойся как следует! — приказала Тая.

Наташа вздохнула, но подчинилась. Один раз Тая уже обстрекала ей руки крапивой, да еще и за платье сунула ветку. С ней шутки плохи. Капризный Олег и то не решался устраивать при Тае фокусы.

Двойственное чувство мучило Наташу. С одной стороны, ей не хотелось подчиняться такой же девочке, как она сама; с другой стороны, она до зависти восхищалась Таей.

Ну кто из ее подруг умеет так хорошо стряпать, стирать, мыть пол?.. А главное, так аккуратно и красиво носить давно вылинявшее ситцевое платье. У Таи оно всегда как новое. Это заставляло Наташу вздыхать и с грустью рассматривать свое собственное, словно изжеванное теленком.

Радио напомнило о войне суровой песней:

…Идет война народная,
Священная война…

Отец так и не прислал ни одного письма, но об этом лучше не думать, а то расплачешься…

— На Волгу бы за дровами надо сходить, — сказала Тая, обжигая губы кипятком. Девочки берегли заварку для Серафимы Васильевны.

— Я на Волгу схожу, ладно? — сейчас же предложила Наташа, — И Олег со мной может пойти… Пойдем, Олежка?

Мальчик скривил рот:

— Не хочу-у… Я в кино пойду, мне мама обещала!

— Мало ли что обещала, — дернула плечом Тая, — может, то еще до войны было!

Но Олега уговорить не удалось. Он кинулся будить мать, чтобы получить подтверждение. Секунду спустя Олег рявкнул во весь голос, получив шлепок, и помчался на двор. Оттуда скоро послышался голос тети Клавы:

— Бедненький ты мой, кто же это тебя обидел?.. Ах они дряни такие! А мы вот палкой их, палкой! — словно маленького, уговаривала она Олега.

Не выдержав, Тая высунулась в окно:

— Оставьте его в покое! Сам виноват, и реветь ему не из-за чего!

За спиной девочки, драматическим жестом распахнув дверь, появилась Любовь Ивановна:

— Господи! Хоть капля, хоть частица совести есть у тебя или нет?! Так орать! Ну заняла бы чем-нибудь ребенка…

Не слушая больше, Наташа выбежала на улицу, прихватив тяжелую корзину. Да, шумно стало в их тихом доме!

* * *

Наташа поставила корзину на землю и крикнула:

— Кто по дро-о-ва?

Одной идти на Волгу за щепой не хотелось.

Из окна дяди Колиной квартиры вылез худой, длинный Слава.

— Пойдём что ли. Может по дороге знакомых встретим — предложил он.

— А Светка ваша не пойдет?

— Где уж ей! Она у нас гордая. Отцу на базаре торговать помогает… Это от меня толку пшик, только и остается, что за щепками ходить…

— Ну зачем ты так говоришь? Ты же лучше сестренки учишься и на баяне играешь! — возмутилась Наташа.

— Учусь лучше? — вскинув голову, мальчик посмотрел в далекое, исчерканное стрижами небо, прищурился: — А что толку от этого ученья? Вон отец говорит, что на толкучке ученые-то люди последнее барахло продают, а он, неученый, покупает… Говорил тут как-то: «У меня к концу войны миллион будет!» И ведь будет, это точно!

Наташа задумалась, хмуря тонкие темные брови.

— А ты хочешь, чтобы у тебя миллион был?

— На что он мне?.. Эх, удрать бы отсюда на фронт! Да кому я там нужен такой?

Сильно хромая, мальчик побрел со двора, захватив у сарая мешок. Одна нога у него была заметно короче другой, и оттого высокая фигура казалась нескладной, словно перекошенной.

У ворот на них чуть не налетела Светлана, прибежавшая с базара от отца. Нарочно толкнула брата:

— Чего под ноги лезешь, инвалидная команда!

— Сорока-воровка! Бусы украла! — крикнула Наташа, намекая на давнюю историю с янтарными бусами бабки Климовны.

Светлана посмотрела на обоих нестыдящимися глазами, повела плечом.

— Подумаешь, о чем вспомнила! Мне папа таких бус десяток купит… — и ушла.

Постояв с минуту, Наташа и Слава пошли своей дорогой, оглядываясь в поисках попутчиков:

На залитой солнцем улице тысячи мелочей напоминали о войне: белая паутина бумажных полосок на окнах, защитные козырьки на фарах встречных машин и госпиталь в школе, где еще в прошлом году учились ребята.

Пыльная булыжная мостовая сбегала к линии железной дороги. Наташа прыгала по камням, стараясь ступать только на голубоватые булыжники: ей казалось, что они не так обжигают босые ноги. Слава шел не выбирая дороги. Темные, как у сестры, «цыганские» глаза невидяще смотрели прямо перед собой. Никто не мог бы сказать, о чем думает Слава.

Наташа уже давно привыкла к тому, что он мог просто так вдруг взять и спросить: «А правда, что под собором подземный ход есть?» Или: «А ты не знаешь, кто первым самолет построил?» И никогда не дожидался ответа.

Но на этот раз Слава молчал.

Возле семафора стояли ребята. Наташа еще издали их узнала:

— Смотри, наши! С «татарского» двора! Чего они тут ждут? Ой и Селим.

Наташа неуверенно оглянулась на Славу — встречаться с Селимом ей вовсе не хотелось. Этот и побьет, и дрова отнимет, если вздумается. Не зря его вся улица боится…

Но Слава так же молча, подошел к ребятам. Наташа следом.

Селим — большой, горбоносый, с челкой до бровей — отстукивал пятками чечетку. Рядом, завороженно следя за каждым его движением, стояла тихая белобрысая девочка Аля.

—Ждете кого? — спросил Слава.