Повесть о последней, ненайденной земле

Лена нашла среди серых чужой здесь, нарядный мухомор — красный с белыми крапинками, в кружевной юбочке на ножке. Он был так пригож, что рука сама потянулась к нему.

Возле костра каждый выложил свою добычу на траву.

— А этого-то зачем взяла? — спросил Кешка. — Или мух морить собралась?

— Просто он красивый, а мух ты сам мори! — строптиво ответила Лена.

— Да, в здешних краях ни на что другое этот красавец не годен, — задумчиво сказал Петр Петрович. — А вот далеко на Севере еще совсем недавно он был священным грибом шаманов. Они пили его настой и видели духов, которые тоже напоминали гигантские ожившие грибы. Духи говорили с шаманами, а те предсказывали людям судьбу. Пили настой мухомора и древние воины-викинги, чтобы стать бесстрашными в бою… Ну, а нам какая от него польза? Только полюбоваться на его красивый наряд…

— Вот вы столько всего знаете, а почему-то в деревню к нам приехали. Почему? — спросил Кешка.

Петр Петрович нахмурился:

— А чем жизнь в деревне хуже? Я люблю лес, а здесь он рядом. И школа есть. Я один, мне не много надо…

Слова не отвечали на вопрос. Словно чувствуя это, Петр Петрович продолжал:

— Видите ли, друзья мои, взрослым людям не на все вопросы легко отвечать. Я думаю, будет лучше, если мы не станем к этому возвращаться.

Никто не возражал, ребята даже почувствовали себя неловко. Эту неловкость по-своему разрешил суп, бурно ринувшийся из котелка.

— Куховары! Сало-то все сбежало! — крикнул Кешка и потащил котелок с огня.

— Не сало, а червяки! — поправила Лена, и за общим смехом все тут же забыли и разговор, и минутную неловкость.

* * *

Погожее утро разостлало на земле туман. Легкие, тающие на глазах струи опутали резные листья папоротника, освободили от земной тяжести деревья, и они словно бы повисли в воздухе. Костер догорал, и никто не подкладывал в него сучьев — вся экспедиция спала, устроившись, где кому показалось удобнее. Если и водилась в Татарской сечи нечистая сила, так, видно, в эту ночь она отдыхала и никого не потревожила.

Бесшумно вынырнула из тумана отощалая лиса, повела носом, подняв переднюю лапу. Съестным не пахло, и она снова без звука канула в туман. Одна за другой выплыли из лесной тьмы совы и нырнули в ели. Им вслед запоздало подняла переполох лесная сторожиха-сорока. Загомонили и другие птицы.

Петр Петрович сел, стряхивая с одежды приставшие иголки.

— По-о-дъем! — скомандовал он громко, и лагерь мигом ожил: сон в лесу чуткий.

Поели вчерашнего супа, попили кипятку с липкой «глюкозой». Петр Петрович и Кешка старательно загасили костер.

— Ну, так как твои «нечистики»? — спросил Кешка у невыспавшегося, мрачного Валерки, — Лично меня один за пятку схватил, да я отбрыкался!

Валерка предпочел не связываться с зубоскалом и промолчал.

Пока решали, какой дорогой возвращаться, незаметно исчезла Нонка. Будто растаяла вместе с уходящим туманом. Лена понять не могла, как это случилось.

Сначала обыскали всю поляну, затем обрыв. Нонки и след простыл.

— Кто ее видел последним, вспомните, — велел Петр Петрович.

Но вышло так, что, пожалуй, он сам и был этим последним: он послал девочку вымыть кружки в бочаге за кустами. Заглянули и туда. Кешка зачем-то даже лег на мокрую глинистую землю, но все равно ничего не нашел. И тут издалека и точно бы со дна колодца донесся Нонкин голос:

— Помо-о-огите!..

Все бросились напролом через ельник, не замечая дороги. И скоро остановились. У самых ног в последних клочьях утреннего тумана повисла круча, заваленная мертвым черным буреломом. Дно терялось в седом сумраке. Строгие ели только еще больше подчеркивали угрожающую красоту этого места. Но не это привлекло внимание ребят. Прямо перед ними, постепенно замирая, скользили вниз последние струи оползня. Внизу желто-серый поток песка и гравия нес на себе пенный вал переломанных кустов и трав. И там, живая и невредимая, сидела на коряге Нонка.

— Да как тебя занесло туда? — крикнула Лена.

Нонка подняла голову, но ответила не сразу и так тихо, что почти не понять слов:

— Не знаю. Я только птицу хотела посмотреть, пошла за ней…

— Так чего же ты ждешь? Выбирайся оттуда, — велел Петр Петрович.

— Я не могу, песок обратно сыплется…

— Подержи-ка, Кеша, — сказал Петр Петрович, передавая мальчику свой неразлучный туесок.

Кешка тоже не захотел отставать и попробовал передать туесок Лене. В конце концов наверху остался один благоразумный Валерка.

Нонка, встретив их, повела куда-то в сторону, где оползень прижал к земле ветки лещины.

— Смотрите, что там лежит…

Сначала все это показалось просто обломками ржавого железа. Свалка, что ли, тут была? Но, нагнувшись, Лена увидела, что ржавая, покореженная железяка не колесо какое-нибудь или тракторная шестеренка, а сплющенный шлем. А рядом наконечник стрелы, один, другой… И еще шлемы. Но иные. Тот, что возле ее ног, высокий, со стрелкой на забрале, а те плоские, круглые.

— Вот она, Татарская сеча, — тихим торжественным голосом проговорил Петр Петрович и снял свою соломенную шляпу. Невольно подчиняясь ему, замерли и ребята.