Повесть о потерянном времени

А там, в пасти этой, слюнявой в зубастости своей, диссиденты вначале чувствовали себя вполне даже комфортно. Им выплачивали всяческие пособия и гранты, предоставляли казенное жилье и скучную, никому не нужную, но довольно достойно оплачиваемую работу. Кормили этих дармоедов различными видами колбас, угощали деликатесными в дырявой плесени своей сырами. За эти изъеденные червями и покрытые слоем зеленой плесени сыры, за эту не нужную никому экзотику в советских магазинах продавцов просто расстреляли бы на месте ржавыми пулями. А тут — пожалуйста, ешь — не хочу. Но беда дармоедов этих была еще и в том, что они постоянно хотели. И их поначалу действительно кормили. Много-много чем кормили и, большей частью, экзотическими разными блюдами. Кормили и кричали об этом во всех средствах массовой информации, а потом приглашали лоснящихся изгнанников в различные студии, где они позировали перед телекамерами и бормотали что-то вроде: «Non Union Sovetic! Democratic — yes! Сало, масло, колбаса — гут!» Языкам-то ведь никаким не были обучены, в большинстве своем, диссиденты-то, как, впрочем, и подавляющее большинство советского народа. Даже та его часть, которая имела высшее образование, тоже стыдливо так писала в различных анкетах: «Читаю и перевожу со словарем». На самом деле врали они все. Никто и никогда в стране этой не читал иностранную литературу со словарем. А без словаря тем более никто не читал. Потому как не умели этого делать, да и читать-то особо было нечего. Ну не было в стране настоящей иностранной литературы, разве что по технической тематике иногда еще что-нибудь подбрасывали в библиотеки крупных городов. Или же можно было купить в ларьке «Moscоw Nеws» и почитать адаптированный текст из газеты «Правда». А что-нибудь другое — ни в коем случае! Вдруг там что-нибудь растлевающее попадется? То, что полезно для вас, ну там, к примеру, литература восемнадцатого века, то не волнуйтесь и не думайте напрягаться — мы вам все переведем. Причем, правильно переведем. Без отклонений от авторского замысла. Что-что? Случались отклонения? Нет-нет, это просто идеологически закаленный переводчик смог так глубоко проникнуть в авторский замысел, что выяснились некоторые подробности, самим автором пропущенные или же совершенно напрасно им написанные. Умели ведь нырять мыслью-то своей проникновенной стойкие наши переводчики, аж глубже самих авторов порой ныряли они в пучины тонких творческих душ.

Так вот, как только косноязычные изгои объявляли во всеуслышание, о том, что стало им теперь за пределами славной страны Советов-то вдруг очень хорошо — все, о них сразу же все благодетели забывали. И тут вдруг снисходило на диссидентскую сволочь эту некое прозрение. Опять же, не на всех снисходило. На тех, кому только колбасы не хватало, ничего не снисходило — тихо погружались они в относительную сытость западной жизни, и тина скотского благополучия смыкалось над их головой. А тем, кому не хватало творческой свободы, вдруг становилось невыносимо скучно — нет закрытых тем и никого разрушительной протестностью своей уже не удивишь, а на конструктивную созидательность, оказывается, не хватает силенок-то творческих. Ну не оторваться никак от обыденности и не взмыть в настоящий творческий полет! И, значит, совершенно справедливо в своем Отечестве диссидентским амбициям не потакали ни злостные критики, ни скучные чиновники от культуры. Не велась на диссидентские потуги и самая читающая в мире публика — не приняла она дешевые проявления псевдотворчества.

Вот такие вот не соответствующие окружающей действительности мысли копошились в воспаленном Серегином сознании, подернутом дымкой одолевающего его сна. И он бы, наверное, окончательно заснул, облокотившись на шаткий забор-плотину, если бы не вынырнувший вдруг из недр свинского приюта армейский «скотник». Бодро прошлепав по изобилующей полутонами слякоти, он донес до Сереги отголосок командирской воли: «Товарищ подполковник желает немедленно Вас видеть! И по этому случаю жалует Вам на сегодня свои резервные чулки от ОЗК!»

«Интересно, кому пришло в голову назвать эти резиновые «бахилы» чулками? — думал Сергей, просовывая шпеньки в неразработанные еще резиновые петли. — Чулки у нормальных современных людей ассоциируются с интимной деталью женского туалета, подчеркивающей элегантность женской ножки. Тут же картина совершенно иная — ноги военных, одетые в эти «чулочки» напоминают распухшие от укусов термитов слоновьи конечности, неуклюже сталкивающиеся при попеременном обгоне друг друга в ходе стремительного военного перемещения».