Повесть о потерянном времени

Тем временем наступали для Сергея благословенные для каждого дежурного минуты. Драгоценные минуты отдыха после хлопотной и бессонной ночи. Отдыха весьма ограниченного: «… отдыхать лежа (спать), не снимая снаряжения и не раздеваясь», «не более четырех часов»; но все же позволяющего слегка освежить замусоренную ненужной информацией голову, прогнав из нее вредоносную скудность слипшихся в глупости мыслей. Весь в предвкушении спасительного забытия Сергей бодро доложил, пришедшему в часть сразу после солдатского завтрака, Шахрайчуку, заведомую ложь о том, как прошла ночь («Во время Вашего высочайшего отсутствия и нашего низменного присутствия на территории вверенной Вам партией и правительством воинской части абсолютно никаких проишествий не случилось!») и пошел в комнату, специально предназначенную для его ограниченного отдыха. На этот момент времени его земные дела были праведно завершены: еще до прихода Шахрайчука он кратко, но в красках проинформировал Пчелкина и командира роты «скаредных хохлов» о веселых событиях, произошедших в вверенных им подразделениях. И когда озабоченные командиры уже принялись «наводить порядок всеми имеющимися средствами и методами», «разруливать ситуацию в нужную для страны сторону», «учить подчиненных любить свободу», «тщательно разбираться и наказывать первого попавшегося» и т. д. Сергей, похрустывая усталыми сочленениями, вытянулся на жестком топчане и почти сразу же заснул. В короткий миг отхода ко сну усталому Серегиному сознанию вновь поочередно стали являться образы родных ему людей. Последним был образ его не пришедшего с войны деда. Этот образ был знаком Сергею по желтой и потрескавшейся фотографии, сделанной в госпитале, где дед последний раз виделся со своей семьей, залечивая раны, полученные в первые месяцы войны в боях за крымский полуостров. Вскоре после этого свидания он погибнет в брошенном всеми героическими военноначальниками Севастополе, защищая узкую, хорошо простреливаемую с прибрежных высот танками Манштейна прибрежную полоску родной земли, с горсткой чудом уцелевших в предшествующей бойне бойцов и одной винтовкой в руках. Это было одно из самых страшных предательств прошедшей войны. Но для деда предательство еще не состоялось, и сейчас, этот считанный с фотографии образ по-доброму улыбался, глядя на засыпающего Сергея, а потом даже ободряюще подмигнул ему: «Мол, все это, Серега, ерунда. Чтобы ни случилось — прорвемся!» «А ведь деду в те времена было столько же лет сколько и мне сейчас. И он тоже был старлеем… Хотел жить, детей растить, жену любить, а тут Манштейн, трусливое бегство из оборонительного района прославленного после войны вице-адмирала Октябрьского со всей своей свитой. Вот интересно, а во время этого позора они щеки свои важные тоже надували? Или дрябло ими трясли? Что, интересно, думали они, бросая гибнущий гарнизон?», — последнее, что пришло Сергею в голову перед тем как он окончательно уснул.