Недоверчиво усмехнувшись, студенты потихоньку поплелись вслед за Обером в указанном направлении. Когда был срезан верхний слой дерна, лопата звякнула о камень. Но это еще ничего не значило — камни тут водились в изобилии. Еще через полчаса работы первые камни показались на свет.
«Господин Грайс!» — студент почему-то перешел на шепот. — «А ведь это кирпич…»
Обер Грайс опустился на колени и принялся лихорадочно расчищать камни руками и ножом. Сомнений не было — перед ними остатки разбитой, изуродованной, но, несомненно, кирпичной кладки.
«Подумаешь», — заметил на это второй студент, — «с чего вы взяли, что у этой кладки тот же возраст, что и у дороги? Может, это остатки дома, которому всего каких-нибудь две или три сотни лет?»
«А это что такое?» — спросил в ответ Грайс, извлекая из земли какой-то небольшой позеленевший изогнутый предмет, и осторожно очищая его ножом от налипшей почвы и песчинок, въевшихся в бронзовую патину.
Первый студент не преминул щегольнуть своими знаниями:
«Это обломок витого бронзового браслета южно-имперского стиля. Относится к Средней или Поздней эпохе Империи Ратов».
Другой тут же возразил ему, не желая уступать в эрудиции:
«Известно, что в эпоху Просветления часто копировались ремесленные изделия имперской работы! Так что неизвестно еще, сколько лет этому обломку!»
Обер решил погасить возникшее препирательство:
«По поводу вашего спора есть хороший исторический анекдот» — начал он, вспомнив известную восточную притчу. — «Двое спорщиков явились к судье за разрешением своей тяжбы. Судья выслушал первого и сказал ему — „Ты прав“. Тогда второй изложил ему свою позицию. На это судья заметил — „И ты прав“. Тут не выдержала жена судьи, и заявила ему — „Муж мой, но не могут же эти спорщики быть правыми одновременно!“. На что судья ответил — „И ты тоже права“».
После того, как студенты вместе с Обером вдоволь насмеялись, он подытожил:
«Так вот, чтобы мне не уподобляться этому судье из анекдота, ты», — он ткнул пальцем в одного из студентов, — «побежишь бегом в лагерь к профессору Оэтурру, передашь ему нашу находку и сообщишь о найденной кирпичной кладке».
Когда один студент отправился исполнять данное ему поручение, Обер обратился ко второму:
«Пока здесь появится кто-нибудь из профессоров, пройдет не меньше четырех часов. Поэтому мы пока займемся разметкой и расчисткой нашего археологического объекта. Первым делом нанесем его на карту и составим план его видимой части».
И они вдвоем принялись за дело. Впрочем, Обер ошибся насчет четырех часов. Не прошло еще и трех часов, как в долине показался верховой. Это был господин профессор Амикайл Оэтурр собственной персоной. Ему настолько надоело однообразие раскопок у развалин Урма, где самой богатой поживой был какой-нибудь обломок расписной керамики, что он, не мешкая, примчался сюда в расчете на что-нибудь новенькое. И его расчет оправдался.
Уже через три дня работы стало ясно, что они раскапывают большую бронзолитейную мастерскую. Было найдено не меньше двух десятков украшений и предметов утвари из меди и бронзы, причем многие из них — почти совсем целые, а также не меньшее число обломков литейных форм и заготовок.
Когда стал ясен размер литейных печей, профессор Оэтурр еще больше воодушевился:
«Судя по величине этих печей, тут изготавливали весьма крупные отливки» — бурчал он себе под нос. — «Я не удивлюсь, если мы наткнулись на мастерскую скульптора» — и он в волнении потер руки.
Профессор ошибался. Впрочем, когда он убедился в ошибочности своего первого предположения, он не был этим разочарован.
Через три недели после начала раскопок литейной мастерской археологи принялись расчищать остатки расположенного неподалеку прямоугольного в плане большого здания. И уже на второй день их ждала поистине неожиданная находка.
«Профессор!» — взволнованный фальцет одного из студентов сорвался и перешел в сипение. — «Тут что-то большое!» — добавил он уже тише. Но профессор уже спешил к нему со всех ног.
Действительно в мешанине земли, песка, мелких и средних камней проглядывал округлый бронзовый бок какого-то изделия. «Скульптура!» — молнией мелькнула мысль у профессора Оэтурра, но, по суеверной привычке он не произнес этого вслух, а лишь жестами разогнал столпившихся вокруг студентов и других участников археологической экспедиции, и стал торопливыми, но профессионально выверенными движениями расчищать это бронзовое изделие. Не прошло и получаса, как профессор охнул, выпрямился и обвел взглядом всех присутствующих, тут же повернувшихся к нему, как по команде. Всем (и Оберу в том числе) не терпелось узнать, что же там такое таится в земле (хотя Обер, в отличие от остальных, догадывался, что это не скульптура).
«Пушечный ствол!» — выдохнул профессор. — «Пушечный ствол имперской эпохи! Да вы понимаете, что это значит?!»
«Погоди», — не удержался от скептицизма профессор из Морианы, — «почему это имперской эпохи? А если эту мастерскую использовали и в послеимперское время?»