Повесть о потерпевшем кораблекрушение

«Я — Обер Грайс!» — заявил один из людей в масках и вскинул револьвер. Агент полиции, сопровождавший директора столичного Департамента и один из сидевших за столиком успели выхватить свои револьверы и зал потонул в грохоте выстрелов и пороховом дыму. Когда дым рассеялся, за столиком и вокруг него сидели и лежали пятеро убитых, а все четверо убийц в масках быстро, но без торопливости покинули ресторан.

Как выяснили вездесущие газетчики, кроме директора Департамента полиции Порт-Квелато и сопровождавшего его полицейского агента были убиты также: известный делец «черного рынка» и крупный контрабандист; не менее известный финансовый мошенник, даже отсидевший однажды два года за свои проделки; и, наконец, личность со зловещей славой — профессиональный убийца, за которым уже несколько лет гонялась вся полиция Республики.

Попытка полиции обвинить в убийстве Обера Грайса тут же обернулась шумным фиаско. Именно в это время Обер Грайс присутствовал на заседании Совета директоров одного из крупнейших банков Республики и никуда с заседания не отлучался. Подвергнуть сомнению свидетельства столь уважаемых лиц, многие из которых отнюдь не питали личных симпатий к Грайсу, полиция не решилась. А криминальная слава сотрапезников убитого директора не давала возможности раздуть из этого убийства политическое дело. Речь шла скорее о спасении чести мундира и срочных мерах по тушению разгоравшегося скандала, чему сорвавшаяся попытка обвинить Обера Грайса никак не способствовала.

Ассамблея Республики по-прежнему отвергала любые переговоры с лидерами движения за «Список Справедливости» и упорно отказывалась даже принимать этот список к рассмотрению. Однако перед лицом массовых народных выступлений депутаты решили принять меры по успокоению волнений и внесли некоторые изменения в избирательные законы: были уменьшены имущественный ценз и ценз оседлости, территория страны была разделена на примерно равные избирательные округа, вводилось тайное голосование. Массовые стачки вынудили законодателей обратиться и к социальным реформам — закон о 10-часовом рабочем дне был, наконец, принят.

Популярность Обера Грайса как общественного деятеля, особенно после трагической гибели его жены и связанного с этим процесса, необычайно выросла. Руководители кампании за «Список Справедливости» предложили ему включиться в предвыборную борьбу и стать одним из кандидатов на очередных выборах в Ассамблею Республики. Однако Обер отказался.

«Но вы же не будете отрицать», — уговаривал его Камит Оччалари, — «что вы самый популярный из возможных наших кандидатов? И ваши возможности вести избирательную кампанию несопоставимы с возможностями ни одного другого кандидата из наших!»

«Во-первых», — возражал ему Обер, — «вряд ли это лучший ход — выдвинуть во главе вашей избирательной кампании кандидата, являющегося одним из крупнейших предпринимателей всего Элинора. Во-вторых, я не собираюсь отдавать все свое время работе в качестве депутата Ассамблеи, а быть чисто декоративным депутатом не желаю. В-третьих, — и тут вы правы, — грешно не использовать те политические и материальные возможности, которыми я обладаю. Поэтому берите карандаш и бумагу и записывайте».

И Обер принялся диктовать Оччалари план действий.

«Первое. Определите необходимые тиражи, объем и сроки распространения предвыборных листовок и плакатов, составьте соответствующую калькуляцию издержек по каждому округу, где выдвигаются наши сторонники.

Второе. Прикиньте необходимое число наемного персонала, необходимое нам в дополнение к добровольным помощникам, и ставки их оплаты.

Третье. Подсчитайте, какие расходы необходимы на временное увеличение тиражей наших газет на срок предвыборной агитации.

Четвертое. Составьте график митингов наших кандидатов, на которых я могу выступить, рассчитывая на использование моего личного поезда.

Запереть себя на пять лет в Ассамблею я не могу. Но вот поработать как следует два месяца на предвыборную кампанию наших кандидатов я готов».

В день выборов предвыборный штаб избирательной коалиции «Список Справедливости» практически весь столпился у телеграфного аппарата, установленного в одном из кабинетов. Здесь же находился и Обер Грайс. Все что можно было сделать — было сделано. Все, что было упущено, уже нельзя было исправить. Оставалось только ждать.

На следующий день телеграф и курьеры стали приносить первые известия о предварительном подсчете голосов. Перед зданием штаба росла толпа сторонников «Списка Справедливости», жадно ловившая каждое новое слово, раздававшееся с балкона второго этажа. К ночи толпа поредела, но на следующий день вся улица перед штабом была запружена народом. Над толпой то и дело разносились восторженные крики. Это и в самом деле был успех.