Повесть о прекрасной Отикубо

«Замыслили вы святое дело, но не известили меня об этом. Отчего же? Неужели не хотели вы сопричислить меня к тем, которые ищут себе на небесах награду? Мне это весьма прискорбно».

С письмом был прислан золотой цветок лотоса, раскрывший свои лепестки. На листьях, слегка отливавших голубизною, сияли большие серебряные капли росы.

Прибыло послание и от другой сестры Митиери — супруги императора, — его прислала придворная дама второго ранга. Даму эту приняли с великим почетом и провели в скрытое от людских глаз место, где никто не мог ее увидеть.

Старший брат Отикубо — Кагэдзуми и младший — Сабуро, — но ходатайству Митиери он был недавно назначен помощником начальника Леной гвардии, — подносили гостье чарки с вином, всячески стремясь угодить ей.

Государыня изволила написать:

«Сегодня у вас хлопотливый день, посему опускаю обычные приветствия. Прошу только возложить мой дар на жертвенник Будды».

То были четки из священного дерева бодхидрума[46] в золотом ларчике.

Кровные братья и сестры Отикубо и все люди, во множестве присутствовавшие на молебствии, были до крайности изумлены, видя, как соперничают между собой в щедрости знатные родичи ее мужа. Поистине небывалое счастье выпало этой женщине, думал каждый.

Прежде всего Митиери написал ответ супруге государя:

«Благоговейно получили присланные вами священные четки. Сегодня состоится только обряд подношения даров. Я сам, согласно вашей воле, возложу высочайший дар на жертвенник Будды. Как только церемония закончится, поспешу явиться во дворец, дабы лично выразить свою благодарность».

Посланнице государыни были преподнесены подарки: одежда из узорчатого шелка, хакама, китайская накидка цвета опавших листьев и парадный шлейф из тончайшего крепа.

Началась церемония. Высшие сановники и другие знатнейшие люди страны стали торжественно подносить свои дары Будде. Почти все они дарили серебряные и золотые цветы лотоса. Лишь один куродо, в отличие от других, преподнес изделие из серебра в виде кисти для письма. Ручка ее была окрашена под цвет обожженного бамбука, а мешочек для хранения этой драгоценности сделан из прозрачного крепа.

А уж ящикам с платьями и молитвенным шарфам просто счету не было!

Вязки поленьев[47] были сделаны из дерева багряника, слегка подкрашенного в темный цвет, и перевязаны шнурами из красиво сплетенных нитей. Словом, этот день, пятый с начала чтения Сутры лотоса, стоил дороже всего. Денег было потрачено без счета.

Глядя на то, как благороднейшие мужи страны с дарами в руках движутся процессией вокруг жертвенника, все присутствовавшие на церемонии говорили с похвалой:

— Великого счастья и почета удостоился старик тюнагон на склоне своих дней.

— Надо молиться богам и буддам, чтобы послали они хороших дочерей, — восклицали иные.

Так торжественно совершались молебствия в течение всех девяти дней.

Саннокими каждый день тайно надеялась, что бывший муж ее куродо вот-вот вспомнит о ней, но увы! Этого не случилось. Быть может, измученная душа Саннокими незримо посетила его и он услышал ее зов, но только вдруг, уже на самом пороге дома, куродо остановился и подозвал к себе Сабуро:

— Почему вы сторонитесь меня, словно чужого?

— Как я могу относиться к вам по-родственному? — ответил тот.

— Значит, прошлое забыто? А она? Все по-прежнему здесь?

— Кто это «она»? — спросил Сабуро.

— Вы же знаете кто. Зачем бы я стал спрашивать о другой? Я спросил вас о Саннокими.

— Не знаю. Может быть, здесь, — с нарочитой холодностью бросил в ответ Сабуро.

— Так скажите ей от моего имени:

Вновь увидел я твой дом.
Все в нем так душе знакомо.
Все о прошлом говорит.
Видно, и любовь мою
Время изменить не в силах.

Но такова жизнь! — И с этими словами он ушел.

«Мог бы, по крайней мере, хоть дождаться ответа! — подумал Сабуро. — Но видно, его бесчувственное сердце не способно хранить память прошлого». И он пошел в женские покои и сообщил сестре слова куродо.

Саннокими была бы рада, если бы куродо заглянул к ней хоть на самое короткое время.

«Зачем он послал мне эту весть? Какая жестокость!» — с горечью думала она.

Ответ явно посылать было ни к чему.

После того как была прочтена вся Сутра лотоса, Митиери устроил богатый пир по случаю окончания поста и начал собираться домой. Его стали упрашивать побыть еще денек-другой.

— Нет, из-за нас теснота в доме, да и дети мои вас беспокоят. Я лучше как-нибудь снова навещу вас один, — сказал Митиери и, отклонив все просьбы, решил немедленно возвратиться со своей семьей в Сандзедоно.

Тюнагон не знал, как выразить свою благодарность. Роняя слезы, он говорил:

— Слов нет, чтение сутр — дело святое! Но мне лестно также, что столько знатных особ, начиная с государыни и Левого министра, пеклись о спасении моей души. Такая радость воистину способна продлить жизнь. Великая честь выпала мне, старику! Довольно было бы с меня, ничтожного, если бы и один раз прочли какую-нибудь сутру, а тут столько дней подряд молились ради моего будущего, спасения…