Повесть о прекрасной Отикубо. Повесть о старике Такэтори

– Наглецы! Как вы смеете стоять во весь рост! А ну, кланяйтесь в землю, живо! – И давай молотить кулаками по зонту.

Хочешь не хочешь, пришлось бить челом на грязной, покрытой навозом дороге.

Но грубияны не унимались:

– А-а, вы еще нарочно зонтом загораживаетесь! – И потянули зонт в сторону, так что оба молодых человека свалились прямо на груду навоза.

А стражники, освещая их огнем факелов, издевались над ними:

– Вон на том, глядите, шелковые штаны. Это какой-нибудь бедняк вырядился так, чтобы пойти к своей любовнице.

Наконец они ушли, и путники могли подняться на ноги.

– Это, видно, начальник дворцовой стражи делал ночной обход, – разговаривали они между собой, смеясь. – Душа в пятки ушла от страха. «Домушники с белыми ногами». Ловко придумали. Вот потеха!

– Ну, идем скорее домой! – воскликнул Митиёри. – Мы перемазались в навозе. От нас дурно пахнет. Если явимся в таком виде к нашим возлюбленным, то нас ждет плохой прием. Еще, чего доброго, отвернутся от нас.

Меченосец прыснул от смеха.

– О нет! Если мы придем в такой проливной дождь, то докажем нашу преданность. Им покажется, что от нас исходит не вонь, а сладчайшее благоуханье. К тому же мы уже прошли более половины дороги. Домой возвращаться – дальше. Прошу вас, будем продолжать наш путь.

Митиёри согласился с ним в душе, что жалко будет упустить такой случай доказать Отикубо, насколько глубока его любовь, и снова пустился в дорогу.

Ворота были уже закрыты на ночь, и они с трудом достучались.

Меченосец провел молодого господина в свою комнату.

– Прежде всего нам нужна вода, – сказал он и, обмыв ноги Митиёри, помылся сам.

– Встанем утром пораньше и уйдем затемно. Нечего мешкать. Вид у нас самый плачевный, – решил Митиёри и постучал в окно комнаты своей возлюбленной.

Отикубо была полна печали, думая, что ее покинули – так скоро и так жестоко! Но больше всего она боялась, что строгая мачеха все узнает…

Бедняжка глаз не могла сомкнуть.

Уткнувшись в свою подушку, она заливалась слезами.

Акоги, огорченная тем, что все ее труды пропали даром, лежала, опершись на руку, напротив своей госпожи. Услышав стук, она проворно вскочила.

– Что это? Кажется, в окно постучали…

– Отоприте! – послышался голос.

Изумленная Акоги подняла решетчатую створку, и Митиёри появился в комнате, но в каком виде! На нем сухой нитки не было.

«Неужели пешком?» – подумала Акоги. Чувство радостной благодарности переполнило ее сердце до краев.

– Как случилось, что вы так промокли? – спросила она.

– Да вот твой муж, Корэнари, все тревожился, что ему предстоит строгий расчет с твоей госпожой, и мне стало его жаль. Я тоже закатал свои хакама до самых колен, подвязал шнурками – и в путь! Но по дороге упал прямо в грязь, – говорил он, торопливо раздеваясь. Акоги накинула на него одежду своей госпожи.

– Дайте сюда, высушу! – сказала она, принимая от него сырое платье.

Митиёри подошел к своей возлюбленной и сказал с упреком:

– Разве я не заслужил того, чтобы меня крепко обняли и сказали мне: «Ах, в каком виде вы пришли, бедный мой!»

Он протянул к ней руки и почувствовал, что рукава ее слегка влажны. «Так, значит, она плакала!» Митиёри был тронут и сложил такую начальную строфу:

О том, что грустила ты,
Без слов говорят
Твои рукава.

Отикубо закончила танку, молвив в ответ:

Ах, это печалится дождь,
Узнав о моей судьбе.

– Вы говорите, что дождь печалится о вашей судьбе? Но тогда зачем же он льет понапрасну? Ведь я здесь! – И он опустился на ложе рядом с ней.

Акоги красиво уложила печенье на крышке ларца и подала со словами:

– Отведайте, пожалуйста!

Митиёри отозвался:

– Сил нет, как спать хочется.

– Ах, что вы! Нынче вечером непременно надо съесть немного этого печенья.

– Почему? – поднял он голову и увидел «печенье третьей ночи». «Кто это так красиво его приготовил? – подумал Митиёри. – Значит, меня ждали!» Ему вдруг стало смешно. – Ах, это мотии! Я слышал, что новобрачных угощают этим печеньем согласно старинному обряду. Что за обряд такой?

– А вы будто до сих пор не знаете? – ехидно заметила Акоги.

– Конечно, нет. Когда же одинокому холостяку случается пробовать свадебное печенье?

– Новобрачный должен съесть три штуки.

– Просто-напросто? Как это обыденно! Три штуки? А сколько же должна съесть новобрачная?

– Сколько ее душе хочется, на это нет правил, – засмеялась Акоги.

– Ну, тогда и вы отведайте, – сказал он Отикубо, но она смущенно отказалась.

Митиёри с торжественным видом съел три штуки.

– А что, молодой муж Саннокими тоже ел это печенье, как я?

– Уж само собой, ему тоже подавали, – улыбнулась Акоги.

Было уже поздно, и молодые скоро уснули.

Акоги пошла к меченосцу. Он был еще совсем мокрый и сидел, съежившись в комок от холода.

– Как ты промок! Зонта, что ли, не было?

Меченосец тихим голосом рассказал ей про встречу с ночной стражей.

– Ну, что ты скажешь? О такой пылкой страсти мир не слыхал ни в наше время, ни в седую старину, – смеясь, заметил он. – Согласись, что такая любовь беспримерна!