Повесть о "разделённой любви"

Когда в сентябре 1939 года СССР и Германия договорились «о дружбе и границах», Сталину, как известно, достались, в частности, Финляндия и Балтия. Он сказал: «а». И уже к 10 октября с Литвой, Латвией и Эстонией были подписаны «Пакты о взаимопомощи», а на их территорию вошли «ограниченные контингенты», по 20-25 тысяч красноармейцев на каждого, из новых «союзников». Только финны категорически отказались подписывать договор, хотя и сознавали, что отказ означает войну. А потом пошли в бой с ножами (отпущенные, на солдат 8 патронов кончились слишком быстро). Создавая собственный танковый парк за счёт советских машин, попавших в «волчьи ямы». И, как известно, выстояли. Заставив Сталина, уже создавшего «правительство Финской ССР», удовлетвориться минимальными уступками.

В отличие от финнов лидеры трёх стран-малюток решили не рисковать, а потянуть процесс, скользя между Германией и СССР и втайне надеясь на Англию с Францией. И проиграли. Спустя восемь месяцев Сталин, — решив, что успехи Германии на Западе надо «уравновесить», — сказал «б»: в воскресенье, 16 июня 1940-го, Москва предъявила хитромудрым малюткам ультиматум, требуя «временно» впустить ещё 30 дивизий и более тысячи танков. В этом не было ничего неожиданного. Народы и армии замерли в ожидании приказа. Однако вместо этого Рига, Таллинн и Каунас обратились к Германии с просьбой интернировать их вооруженные силы в Восточной Пруссии. Конечно, без успеха. После чего Антанас Сметона, прогерманский президент Литвы, бросив всё, бежал, а латыш Карлис Ульманис и эстонец Константин Пятс выступили по радио со странно одинаковыми обращениями («Я остаюсь на своём месте, а вы оставайтесь на своих местах»), окончательно дезориентировав население и войска.

И наступило 17 июня. День национального траура стран Балтии. От рассвета до заката Красная армия полностью оккупировала новые колонии, а за час до полуночи, командующие вооруженными силами Литвы, Латвии и Эстонии подписали соглашение «О дополнительном размещении советских войск», поставившее точку на истории трёх независимых республик. Всё произошло без шума, как на похоронах. Правда, некоторые горячие головы всё же открыли огонь, но смельчаков быстро перебили, а потери «освободителей» составили 58 человек убитыми и 156 ранеными, что по меркам «кремлевского горца» считалось нулём.

Сегодня тема эта очень болезненна для трёх стран. Пытаясь понять, почему же так вышло, — что финны отбились, а литовцы вкупе с латышами и эстонцами так легко и покорно легли под красноармейский сапог, — историки бубнят одни и те же резоны. Мол, и защищаться было нечем, и людей не хватало, и граница слишком открытая, и международная обстановка не располагала… Историков понять можно. Но не согласиться. Ибо хватало и оружия (были даже танки, не то, что у Финляндии), и живой силы (только кадровых дивизии у Эстонии и Латвии, без Литвы, одиннадцать, в полтора раза больше, чем у финнов, не считая десятков тысяч ополченцев). И протяженность границ в разы короче (а Эстония – взглянем на карту – вообще защищена естественной линией обороны). Да и ситуация в мире была не хуже, чем для Финляндии, и гораздо лучше, чем для Польши. К тому же и в Риге, и в Каунасе, и в Таллинне, — в отличие от Хельсинки, — с 1934 года существовало «осадное положение». То есть авторитарные режимы. Где в руках президентов была вся власть и они могли решать судьбу страны без пустой говорильни. (Вспомним демократическую финскую республику и постоянную войну Маннергейма с парламентом и девятыми валами левых предателей «за каждый… тот же… патрон из восьми». Как ему, — постоянно призываемому спасать страну от супостата, и постоянно же угрожающему уходом в отставку (и не раз ушедшего!) из-за того что спасать её ему не дают, — откровенно и нагло мешали готовить армию к судьбоносной обороне!).

В общем, как ни крути, ломая голову над сим ребусом, рано и поздно возвращаешься к фразе, брошенной в сердцах одним из рижских исследователей: «Похоже, проблема в том, что глава Финляндии барон Маннергейм, немец и царский генерал, оказался бóльшим патриотом, чем многие финны, а судьбу Эстонии и Латвии решали возомнившие о себе свинопасы». Формула обидная. Комментировать её не мне. Но Карл Густав Маннергейм был дядей моим. И я горжусь, что на все попытки террористов сталинско-гитлеровского толка замахиваться на свободу и независимость страны в которой он родился, которую любил и за которую нёс ответственность, он отвечал силой. Повторяю это многократно и настойчиво потому, что, не задумай Европа руками Гитлера избавиться от евреев, и примени она силу против агрессоров после первой его попытки вторжения в ту же Чехословакию, а потом в Польшу и Прибалтику — Вторая мировая война не состоялась бы. Поразительно, но это понимал только Маннергейм. Снова — и в который раз — Маннергейм! Потому финны глубоко уважали его. Беззаветно любили. И выстояли потому только что любили и следовали ему в стойкости! А в 1944 году избрали президентом.

100. Позднее успокоение