В тот же миг из четырех ворот одновременно появились по восемь рыцарей, те, что принимали участие в состязании; у них были копья и адарги. Все тридцать два рыцаря съехались и вступили между собой в шуточный бой. По окончании его они разделились на четыре квадрильи, им подали легкие копья, и они состязались еще в игре в копья. После чего, описав по площади спиральную фигуру, они удалились. Также удалился и красивый замок, причем на переставали стрелять его пушки и играть музыка. Все остались очень довольны его пышностью и богатством; и все утверждали, что если хорош был выход галеры, не хуже ее выступил замок и не меньшее доставил всем удовольствие. Многие из окружавших короля рыцарей обсуждали достоинства замка, и один из них, принадлежавший к роду Сегри, сказал: «Клянусь Магометом, я очень доволен столь славной выдумкой Сегри и Гомелов: ей они затмили рыцарей Абенсеррахов. И если бы не этот великолепный замок, никому бы не сравниться с Абенсеррахами, ибо нет пределов их надменным помыслам. Но теперь по крайней мере они поймут, что Сегри и Гомелы – рыцари, им ни в чем не уступающие».
Тогда один из рыцарей Абенсеррахов, находившихся тут же в свите короля, возразил на это:
– Поистине, сеньор Сегри, во всем вами здесь сказанном нет ни слова правды, ибо Абенсеррахи – рыцари настолько скромные, что как бы ни благоприятствовала им судьба, они никогда не возгордятся, точно так же как при враждебности судьбы не унизятся; они всегда одни и те же: милостивы к бедным, горды с богатыми, верны и прямодушны в дружбе. Во всей Гранаде, в целом королевстве вам не найти Абенсерраха, которого презирали или ненавидели, – однако это разве можно сказать про вас, Сегри и Гомелы? Вы уже с давних пор преследуете, без всякой причины, своей ненавистью Абенсеррахов.
– Не кажется ли вам, – ответил Сегри, – что на то есть достаточная причина: они в игре в копья убили главу рода Сегри?
– А не кажется ли вам, – возразил Абенсеррах, – что они в свою очередь имели к тому достаточную причину, раз все Сегри выступили тайно вооруженные, облеченные в крепкие кольчуги и панцири, с целью предательски убить Абенсеррахов; вы коварно сняли с ваших легких копий наконечники из ветвей дуба и заменили их остриями из дамасской стали твердого закала, так что не нашлось бы ни одного фесского щита, который, как бы он ни был хорош и крепок, не оказался бы ими пробит и раздроблен, будто сделанный из картона. И если я не говорю правду, пусть ее скажет Малик Алабес, которого ни кольчуга, ни щит не предохранили от сквозной раны в руку. Так что вполне обнаружилось, что вина sa случившееся лежит на Сегри. И вы, все еще этим недовольные, сохраняете по-прежнему вашу ненависть к Абенсеррахам и возводите на
– Ну, раз вы так обвиняете Сегри, – ответил Сегри, – и утверждаете, что они были зачинщиками предательства, тогда скажите, почему Малик Алабес выступил вооруженный и в кольчуге? О Магомет, пусть будет сказана правда!
– Я вам скажу ее, – ответил Алабес. – Знайте же, что один из вашей квадрильи предупредил его о вашем общем замысле, и если бы рыцарю дозволялось выдавать тайны, я бы назвал вам также и того, кто это сказал. Но Магомету не угодно, чтобы я это сказал. И Малик оказался настолько великодушным рыцарем, что, хотя и узнал про замышленное против него злое дело, не сообщал о нем остальным рыцарям Абенсеррахам до тех пор, покуда не получил злую рану, из-за чего и началась давешняя битва, и Малик был должным образом отомщен.
– Если он был хорошо отомщен, – воскликнул Сегри, – да будет угодно аллаху святому, чтобы в один прекрасный день все Абенсеррахи за это поплатились!
Многие рыцари Алабесы, находившиеся тут же при короле, рассердились на такие слова Сегри и хотели ему возражать, но король, внимательно прослушавший предыдущий разговор, видя принятое им направление и из-за присутствия множества рыцарей с обеих враждующих сторон, приказал всем, под страхом смерти, замолчать. И все повиновались ему, причем Алабесы и Абенсеррахи, Сегри и Гомелы затаили друг против друга злобу и помыслы о мести.