Повесть о сестре

На новую жизнь сестры я смотрел как на очень интересную и вполне замечательную ее выдумку. В голове моей не зарождалось мысли, что это — не Катюшино интересное приключение, а что это так уже и будет всегда, что Катюша из нашей семейной жизни ушла, что уже нет у нас Катюши, что только временно она еще бывает у нас, а потом уйдет в какую-то, совсем не нашу, неизвестность. Теперь у нее была своя квартира и своя прислуга, — это тоже было занимательно и любопытно. В Катюшиной новой квартире жил Евгений Карлович, что было очень приятно, так как у него было много ружей, медвежьи шкуры, рога и, совсем как живая, голова волка над дверью кабинета. Но я бы не очень удивился, если бы Евгений Карлович уехал, а Катюша вернулась в свою прежнюю комнату и мы бы вспоминали, как было интересно при Евгении Карловиче и как жаль, что он уехал. Она была все-таки нашей, а он был чужим человеком, хоть и очень приятным. Вот только жаль, что Катюша все равно не будет больше ходить в гимназию.

По-нянькиному выходило, что Катюша теперь — «отрезанный ломоть», но я этого как-то не усваивал. Хоть и отрезанный, а приставь его — он и прирастет. И тогда Катюша снова будет носить короткое платье, петь, читать по вечерам в столовой книжку и разливать чай, когда мамы нет дома. И все будет по-прежнему, как и быть должно. Потому что Катя и была и осталась нашей.

Я — дядя

Были две Кати: Катя — барыня и Катя — прежняя. Первая жила во флигеле, занималась хозяйством, принимала гостей, играла на рояле и ходила под ручку с мужем в дамской шляпе, в платье с турнюром и в перчатках. Она была очень красива и приветлива и была совсем взрослой.

Другая Катя, прежняя, прибегала к нам, когда ее муж уезжал по делам. Это случалось постоянно: то он ездил на уральские заводы, где не все его дела были закончены, то на охоту, то на целый месяц в Москву. При его долгих отлучках Катя совсем переселялась к нам и спала, как прежде, с мамой. В доме у нас становилось веселее. Катя надевала короткое платье, старое гимназическое, заплетала косу, тормошила няню, целовала маму, училась со мной в саду стрелять в цель из «монтекристо» и целый день напевала. Когда матери было некогда, Катя занималась со мной — готовила к поступлению в гимназию.

Было очевидным, что Катя опять что-то придумала: теперь она, под маминым руководством, шила и подрубала какие-то тряпочки, рубашечки, одеяльца, как бы для очень большой куклы. Ее это очень забавляло, мама же относилась к этому с большой серьезностью. По ночам они опять шептались в спальне, а однажды Катюша спросила меня:

— Котик, ты хочешь быть важным?

— Каким важным?

— Ну, например, ты станешь дядей.

— Каким дядей?

— Если у меня будет сын, ты будешь его дядей.

Меня это очень поразило: я не совсем был готов к роли дяди. Но Катя говорила так серьезно, что я постарался представить себе такой случай. Вот я — дядя. Катин сын, ужасно маленький, подходит ко мне и говорит пискляво:

— Здляствуй, дядя!

Я отвечаю снисходительно, но ласково:

— Здравствуй, мой милый.

— Мозьно мне поиглать?

— Да, только не очень шали.

Он идет играть, а я задумчиво беру книгу и вздыхаю. Выходило почтенно. И впервые я почувствовал, что становлюсь пожилым и солидным человеком.

Однажды, когда Лиза была в гимназии, я услыхал в ее комнате тихий и оживленный разговор. Говорил голос Кати, и никто ей не отвечал. Я подкрался к двери и заглянул.

Катя, с длинной косой, в светлом платье, сидела на Лизиной кровати, окруженная куклами. Самую большую — ту, которая открывала и закрывала глаза, — Катя держала на руках, прилаживая ей какой-то бантик. И я услыхал, как она сердитым шепотом говорила:

— Ах, тебе не нравится, тебе не нравится красный? Очень жаль, очень жаль, но другого нет. Пока походи с таким, а потом мама купит тебе голубенький. Да ну же, не вертись!

Одновременно за моей спиной раздался голос матери:

— Ты что тут, Котик, подсматриваешь? Что тебе интересно?

— Я смотрю, как Катя играет в куклы.

Мама вошла в комнату, а Катюша быстро собрала кукол и швырнула их в коробку. Покраснев, она сердито залепетала:

— Какие глупости, Костя, я просто смотрела, какой у Лизы беспорядок, все помято. Как странно, мама, ведь Лиза вообще такая аккуратная!

Мама пробормотала что-то, вроде: «Да, с ней бывает», повернулась и вышла. Но я заметил, как у нее запрыгали губы от смеха, который она старалась сдержать.

Катюша продолжала сидеть на кровати, и я не понял, почему она смущена и на меня злится. Я не видел ничего дурного в том, что она играет в куклы, — она и раньше часто играла, и с Лизой и одна.

Потом Катюша надула губы, ушла в гостиную, села в кресло и стала читать книжку. Мне очень хотелось с ней помириться, но я не знал, как это сделать. Когда вошла мама, Катя подперла голову кулаками и стала читать еще внимательнее. Мама погладила ее по голове:

— Ах ты, моя бедная девочка!

Катя отбросила книжку и прижалась к маме, и тогда мама, все еще смеясь, сказала:

— Ну чего же ты смущаешься? Вот погоди — будешь играть в живую куколку.