Повесть о школяре Иве

Они не были одиноки в своем занятии: вокруг, под всеми ближними и дальними деревьями, сидели люди, ели, пили вино, пели песни, перекликались, громко смеялись.

Вот там, под густым вязом, сидело семейство горожан с детьми. Взрослые степенно попивали вино и закусывали, а дети кувыркались по траве, гонялись друг за другом, играли в чехарду. В другой стороне, у кряжистого дуба, расположились игроки в кости. Слышался стук костей о доску, брань, переходившая в потасовку. Игроки дрались, катались по траве.

Глядя на двух толстых краснощеких монахов, полулежавших в тени густого орешника и благодушно потягивавших винцо, Ив вспомнил латинскую фразу из библии: «Vinum et musica lactificant cor» [85].

Было уже за полдень, когда Ив и Эрно, окончив свою трапезу, вздремнули под благодатной тенью липы.

Проснулись они от шума голосов и рукоплесканий. Толпа приветствовала взобравшегося на бочку еще одного жонглера. Этот был с виолой за спиной и венком из полевых цветов на голове. Он медленно разводил руками, наклонял голову то в одну, то в другую сторону и выводил трели, подражая соловью. Не меньшее одобрение вызвало и его ловкое перебрасывание трех яблок и трех ножей. Он ловил яблоки на острие ножей. Крестьяне, горожане, женщины, старики, дети, даже черные монахи выражали единодушный восторг ловкостью жонглера. Ив и Эрно присоединились к ним.

Жонглер спрыгивал с бочки и обходил толпу, собирая деньги, и, снова вспрыгнув йа бочку, повторял свое лицедейство.

Все так увлеклись занимательным зрелищем, что не заметили, как из-за холма выползла сизая туча, погнала пыль по дорогам. Столб пыли взвихрился на приготовленной к поединку площадке. Когда наконец туча застила солнце и дохнула так, что сорвала с голов шляпы, которые понеслись по воздуху, как стая спугнутых ворон, а за ними следом полетела чья-то палатка, кто-то крикнул: «Спасайся кто может!»

Толпа бросилась в разные стороны. Вопли испуганных женщин, крики детей, тревожное ржание лошадей слились о первым раскатом грома.

Пробегая мимо ворот площадки, Ив заметил, что на верху высоких шестов прибито изображение желтого леопарда, поднявшего лапу на голубом фоне, — герб барона де Понфора, и черная медвежья лапа на серебряном фоне — герб дю Крюзье.

Фромон вернулся поздно, принеся целый ворох слухов и сплетен. Когда началась гроза, он укрылся в одной из палаток баронского обоза, где оказался брат Кандид, который должен завтра перед поединком принять исповедь барона и причастить его. Капеллан рассказал, что, когда налетела туча, рыцарь Ожье помрачнел, сочтя это дурным предзнаменованием, и приказал отслужить вечерню у себя в палатке. Один из слуг говорил, что барон подслушал разговор черных монахов. Они говорили, что внезапная перемена погоды плохой признак. Недаром, мол, церковь восстает против поединков и турниров. Ходит слух о скором запрещении их святым престолом [86]. А какая-то старуха кричала и клялась всеми святыми, что видела двух бесов, крутившихся над палаткой барона. Правда, когда ее схватили, она оказалась пьяной и созналась, что ее подпоил кто-то из людей Черного Рыцаря. Барон приказал высечь ее на виду у всех перед палаткой дю Крюзье. Рыцарь Ожье был мрачнее налетевшей тучи и велел никого не пускать к себе в палатку.

Ни ночью, ни на следующее утро дождя не было, ветра тоже, но день был хмурый. Восточная сторона неба затянулась серой мглой, и солнце вставало кроваво–красное, без лучей, как бывает зимой в сильный мороз. В унылой тишине все кругом казалось мертвым. Птицы молчали. Петухи, вяло прокукарекав раза три, приутихли. Выйдя на улицу, крестьяне глядели в сторону рассвета, качали недоуменно головой, старухи крестились, дети испуганно смотрели на них, разинув рты.

Ив и Эрно боялись проспать и всю ночь не сомкнули глаз, но, притворяясь, что спят, обманывали друг друга. Едва пробрался в сарайчик слабый свет утра, как они вскочили, выбежали со двора и, увидев идущих за деревню крестьян, бросились со всех ног за ними.

Вокруг места поединка уже толпился народ, особенно тесно — у ворот. Через них пройдут почетные гости из рыцарских семей и знатных горожан, чтобы стать за низкую загородку, отделяющую площадку от помоста с ложей для дам и судей — старейших из рыцарей, пройдут их приближенные и люди, приглашенные городским превотом для поддержания порядка и оказания в случае надобности услуг борющимся на поединке рыцарям. И, наконец, въедут сами де Понфор и дю Крюзье.

Толпа шумела и жалась к воротам, оттесняемая пиками городской стражи.

К счастью, место у глазка в заборе никем еще не было занято, и Ив с Эрно стали глядеть в него по очереди.

Рядом деревенские и городские мальчики отыскивали в ааборе глазки, лезли друг к другу на плечи, стараясь заглянуть через забор. В обе стороны вдоль забора толкался народ.