Повесть о школяре Иве

— О! Вы назвали имя, дорогое моему сердцу, имя моего лучшего друга — школяра Ива. Я знал его еще тогда, когда он впервые шел в Париж, и, поверьте, я должен без хвастовства сказать, что я вывел его из дремучего леса, где он заблудился, и тем спас его от верной гибели. Кроме того, благодаря мне он нашел приют в замке знатного сеньора, где я был менестрелем барона и где…

В это мгновение лысый старик что есть силы ударид кулаком по столу и встал:

— Врешь, подлый лгун!

Жонглер не растерялся и решил отшутиться:

— О! Брат Фромон? Какой счастливый ветер привел вас сюда?

— Да, Госелен, это я! Но ветер не счастливый для тебя привел меня сюда.

Госелен сразу притих и попытался занять всех рассказом о том, как была разбита его виола, но Фромон перебил его:

— Уж не о твою ли голову разбила ее Агнесса д’Орбильи, когда прогоняла тебя из своего замка за какую‑то кражу?

— Какая дама?! Какая кража?!

— Замолчи, наглец! Вот, парни, этот человек не достоин носить звание жонглера. Как может он воспевать честь и доблесть, когда сам он негодяй и трус! Да, да! Он виновник несчастий того, о ком вы сейчас вспоминали, — школяра Ива из‑под Шартра. Какой он ему друг! А в замке, куда он привел Ива, тот нашел «приют» в подземелье, а этот вот молодчик, зная об этом, пальцем не шевельнул из трусости, чтобы помочь несчастному, которому только счастливая случайность помогла выйти из подземелья и бежать из замка.

Школяры, негодуя и грозя Госелену кулаками, прерывали слова Фромона:

— Подлец!

— Трус!

— Что же ты молчишь? Оправдывайся, если ты не виновен!!

Госелен сидел ни жив ни мертв, втянув голову в плечи, и видно было, как дрожит его подбородок. Он то и дело облизывал языком сохнущие губы, и наконец, когда возмущенные школяры стали угрожать ему расправой, он ухитрился схватить свою виолу и мешок и кинуться к двери.

— Лови его! Держи!! Держи!!

Трое из школяров бросились следом за Госеленом, и были слышны за дверью их выкрики.

Фромон расплатился с хозяином.

— Куда ты, старик? Оставайся, еще выпьем!

— Нет, благодарю, мне дорога дальняя, надо торопиться… — И, кивнув всем, ушел.

Скоро вернулись школяры. У одного рукава были засучены выше локтей, волосы растрепаны, он сел, отдуваясь:

— Уф! Бежал, подлый, как заяц… Догнали и поучили… будет помнить…

— Интересно знать, что этот Ив не тот ли самый школяр, о котором во время войны говорила вся орлеанская округа?

Хозяин схватился за ус и намотал на палец:

— Он самый! Я знаю его. Он ходил сюда к магистру Петру. Он самый — школяр Ив из‑под Шартра.

— А где же он сейчас?

— Сейчас? Погоди… вспомню…

Хозяин сощурил глаза, размотал ус и хлопнул ладонью по столу:

— Он сейчас знаменитый магистр в Реймсе, вот где!

— Значит, Ив–школяр из орлеанского леса и известный реймский магистр Ив — это один и тот же человек?!

Хозяин стал в торжественную позу, протянул руку вверх и, выпучив свои бычьи глаза, громыхнул басом:

— Не видать мне февраля месяца, если это не один и тот же человек! — Он ударил школяра по спине. — И прибавь: выкормленный мною жареными голубями и гренадским вином!

Школяры расхохотались и, расплатившись, шумной гурьбой вышли.

Хозяин запер дверь на засов и, крикнув: «Жизель! Убирай!» — ушел.

Служанка убрала посуду, вытерла стол, закрыла ставни, встала на скамью, открыла дверцу фонаря, дунула на светильник, и таверна «Железная лошадь» погрузилась в темноту.

Правда ли, что Ив–школяр и магистр Ив — один и тот же человек? Кто знает… Хозяин таверны поклялся, что это так, но ведь он был марселец.