Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую

Увидев на дороге воинскую колонну, он придержал коня. Удивлённо вглядывался вдаль, раздумывая, чья это может быть рать. Всадники при оружии, но без доспехов — везут, наверное, в обозе следом. Кони добрые. Мелькнуло: не иначе как весть, что он так торопился доставить, вперёд него долетела до северных княжеств, и это движется та самая подмога, которую он послан просить. Махнул рукой сопровождавшему его конвою, чтобы скакали следом, и рванулся вперёд. И когда был уже совсем близко, опять удивился: при дружине не было никого из князей. Поискав глазами, угадал воеводу. Подъехал, назвал себя — боярский сын, дружинник киевского князя, везёт грамоты в Суздаль и Ростов — и сам поинтересовался, не оттуда ли дружина. Слушал, по-детски распахнув глаза, долго не мог взять в толк, что говорил ему воевода, в котором узнал он храбра Алёшу Поповича. И когда, наконец, понял, что за войско перед ним и почему направляется в Киев, спешась, с великим почтением переводил взгляд то на одного, то на другого ратника, каждый из которых был столь славен. Представив радость своего князя, когда тот увидит дружину храбров, он и сам сверкал белозубой улыбкой и печалился только о том, что богатырская рать идет на юг, а он должен скакать на север и не может первым принести такую дивную весть в стольный. На расспросы о молодом князе, о том, что нового в Киеве, отвечал не очень складно, видимо всё ещё находясь под впечатлением встречи, с небывалой этой дружиной и вовсе не придавая значения событиям, о которых рассказывал. Выходило всё смешливо.

Недавно на половецкие вежи внезапно напала какая-то пришлая рать. Разбила и до того настращала степняков, что они как кинулись бежать, так и гнали без роздыху от самого Лукоморья через все свои степи. Перешли через дикое поле и стоят теперь на Русской земле.

Храбры, спешась и окружив гонца, слушали с большим вниманием. Перейти дикое поле — ничейную полосу — дело нехитрое. А земля Русская степнякам не заказана. Сколько раз топтали её половецкие воинские полки — и непрошено, и по сговору с кем-нибудь из князей во время междоусобиц. Но такого, о чём рассказывал гонец, ещё никогда не бывало.

Да что там ратники! Как двинулись — со стадами и табунами, с жёнами и детьми!.. Гонцы с застав прискакали в Киев, говорят: «Глядишь — ни конца ни краю им не видно! Будто вся степь поднялась, все племена, сколько кочевало их от моря до моря!» Повсюду вдоль днепровских берегов стоят их кибитки, ревет скот, блеют овцы… А они всё идут и днём, и ночью! Забиты все переправы! У паромов драки! Наши нагнали ладей и челнов, да разве хватит на них! Переправляются вплавь — и на конях, и прямо на телегах. Торопятся перебраться на правый берег — все страшатся, не идут ли следом чужеземцы.

Даже в самом стольном, куда прибыли их ханы, — теснотища и столпотворение. Киевляне ропщут: мол, скоро степняки раскинут свои шатры на Софийской площади, а нам и деваться некуда будет. А половецкие ханы били челом киевскому князю, слезно просили помощи. До того, говорили, многолюден и свиреп этот пришлый народ, что ежели русские не помогут, то всему их корню придёт погибель.

— Да что за народ такой? — интересовались храбры.

— А кто его знает, — отвечал гонец. — Сначала шёл слух, объявились печенеги.

— Печенеги? Быть того не может! Как разгромили их мы, а потом половчане, это треклятое племя будто сгинуло.

— Может, и не печенеги, — охотно согласился гонец. — Люди по-разному их зовут, какие-то таурмены, или, ещё чуднее, та-та-ры-мон-го-лы, — с трудом выговорил он и сам засмеялся.

— Ну и что же киевский князь? — спросил Алёша Попович.

— Князь наш послал гонцов к братьям — и к переяславскому, и к галицкому, и черниговскому князьям. А меня вот — на север. «Коль выступать, — сказал, — против чужеземцев, так всем вместе!» Очень он на северных князей надеется! — добавил гонец, помолчав, и сказал, опять улыбнувшись своей белозубой улыбкой: — Я и подумал, когда увидел на дороге вашу рать, что это северная дружина. И откуда они только взялись, эти таурмены? — закончил он свой рассказ.

Но если молодой гонец ничего не знал о пришлом народе, то Алёше Поповичу было о нём кое-что известно. Эти самые пришельцы разгромили многие города Грузии, где ещё недавно правила царица Тамара, жена одного из сыновей суздальского князя. И весть о нашествии с Востока свирепого народа долетела до Суздаля и до Ростова. И теперь Алёша слушал рассказ гонца в тревожном раздумье. Пожалел в эту минуту, что сам он сейчас не в Ростове. Будь он там, голос его на военном совете решил бы многое. Но жалеть об этом было поздно. Снявши голову, по волосам не плачут. И всё-таки! Хоть сам он как отрезанный ломоть, но друзья у него в Ростове остались. Велев гонцу подождать, он подозвал Торопка, отошёл с ним в сторону.

— Поедешь вместе с гонцом. Передашь письма, кому скажу, — и, немного помолчав, будто через силу, добавил: — И заодно свезёшь бересту Елене. Да на словах скажи, пусть ещё немного подождёт. Собирайся!

Но Торопок упрямо покачал головой:

— Никуда я не поеду! Пошли кого другого.

— Это ещё почему?