Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую

В одном переходе от Калки повстречались богатырской дружине беглецы, которым удалось вырваться. От них и узнали страшную весть.

Не бой, а бойня!

Супротив сабель — голыми руками!

Рубят, как капусту!

Идти дальше не имело смысла. Никто не попрекнул бы храбров, если бы они повернули назад, как это сделал ростовский князь, уже в пути узнавший о разгроме татаро-монголами русского войска. Но совсем рядом, в одном переходе, гибли свои — обманутые, безоружные. А у них были в руках мечи.

Конная дружина богатырей на всем скаку врезалась в противника, не ожидавшего нападения. И было смятение в стане чужеземцев и радостные крики своих:

Суздальская дружина!

Оставив безоружных, монгольская конница бросилась на дружину храбров, приняв ее за головной отряд еще одной рати русских. Так думали и свои. Чудом уцелев от резни, они теперь — все, кто был на ногах, — бежали в степь в надежде встретить и поторопить тех, кто должен был идти следом за этим головным отрядом, спасшим их от смерти.

А храбры знали, что на помощь им не придёт никто.

* * *

Они погибли в бою с пришлыми чужеземцами, далеко от родной Руси, в глуби половецких степей, на маленькой речке Калке. Они полегли все, как один, но ещё долго продолжали жить.

Воскресали.

Поднимались с земли.

Садились на коней.

Брали в руки меч и копье, чтобы ехать к стольному Киеву, под которым со своими со войсками со великими стоял… нет, не Чингис-хан — имени Чингиса былины не упоминают — собака Калин царь. Калин — от речки Калки, где произошла трагическая для русских битва. Собака — по-видимому, от года Собаки, по мусульманскому летосчислению, название которого, дойдя до Руси, ассоциировалось презрительной кличкой и пристало к облику ненавистного хана.

Шло время.

«Ещё день за днем, как и дождь дождит,
А неделя за неделей, как река бежит.
Прошло поры-времечки да на три году.
А три году да три месяца,
А три месяца и ещё три дня…»

Растёрзанная Русь была залита кровью. Многие князья толклись у трона повелителя Золотой Орды, выпрашивая ярлык на княжение. А Илюша Муравленин в ответ на уговоры хана пбслужить ему бросал:

Ай, не сяду я с тобой за единый стол.
Не буду есть твоих ествушек сахарных.
Не буду пить твоих питьицов медвяных,
Не буду держать твоей золотой казны.
Не буду служить тебе, собаке Калину!

Но это всё будет потом. А пока дружина храбров ведёт свой последний бой. Илья Муравленин ещё не раз поднимет свой тяжёлый меч, ещё не раз, как вперёд махнет — станет улица, как назад махнет — переулочек. А потом упадёт он на сухую, истоптанную копытами землю в половецкой степи. И баба Лытогорка наступит каменной стопой на его молодецкую грудь и будет давить, пока не растопчет сердце. И увидит Илья: скачет сын его Сокольник с мечом в руке ему на помощь.

* * *

Потеряв коней, встанут спина к спине Алёша с Торопком. За твоей спиной, как за каменной стеной. И вспомнил Алеша: «Куда иголка, туда и нитка!» И порадовался, что Торопок рядом. И пожалел, что не отослал его в Ростов с письмом к Елене.

Может быть, кому-нибудь покажется несколько странным, что именно Алёша Попович — самый младший из храбров — в этот трагический час как бы вышел на первый план. Былины, связанные с татаро-монгольским нашествием, не отводят Алёше главной роли, но ведь я не пересказываю былины — мы уже об этом говорили. Я хочу, чтобы прославленные храбры в этой повести предстали перед вами такими, какими вижу их я. В летописях говорится о том, что в битве с татаро-монголами погиб Алёша Попович со своим слугой Торопком и семьюдесятью богатырями. Именно — Алёша, и это дало мне право увидеть его так, а не иначе.

* * *

Лежал Добрыня — буйна голова испроломана, могучи плечи испростреляны. Лежал Добрыня, истекая кровью в половецкой степи. А мысли его были в дальнем и давнем.

* * *