Простить? Но ведь это тот самый мальчишка, что позавчера поставил его в дурацкое положение — держать стенку котлована. Конечно, это он, двух таких в одной школе не бывает… Хотя — тогда он спасал свою стройку, спасал, рискуя жизнью. Да еще больной!
— Живот еще болит?
— Теперь совсем плохо стало, товарищ инспектор, — честно сказал Волли. И добавил: — Вот, вы уронили…
Вздыхая, он подал блокнот. Инспектор набрасывал в нем конспект своего выступления на педсовете, но выронил, почувствовав на себе седока…
«Нет, тут нужны строгие меры, — подумал Киви. — В этой школе только дай поблажку, они все начнут скакать на инспекторов! Так и сядут — на шею!»
— Завтра изволь отправиться в медпункт. И принесешь оттуда справку. А через два часа явись в учительскую. Там поговорим.
И, оставив Волли в полном смятении, инспектор Киви ушел.
— Там у меня произошел конфликт с вашим Круусом, — сказал он директору Каэру, пока учителя собирались на педсовет. — Он что, тоже болен?
— Не знаю, — ответил директор, прихватывая левой рукой ворот накинутой на плечи куртки. Его знобило.
— Да, Волли Круус на живот жаловался, — вспомнил физик Пихлакас.
— Только эпидемии в вашей школе и недостает! Ну, об этом потом. Начнем, товарищи!..
Волли приплелся в школу задолго до назначенного часа. Он шел, охал и вздыхал: не везет, до чего ему не везет!
Возле двери в учительскую томился Харри Роосте. Что учитель Пихлакас о нем позабыл и вряд ли станет «показывать» и «задавать», Харри понял уже давно. Но уйти домой не хватало смелости. Учителя совещались, постучаться в учительскую тоже было страшно. Он не раз подходил к этой двери, но не решался взяться за ручку. Кроме того, оттуда доносились очень интересные разговоры…
— Подслушиваешь? — спросил Волли.
— Что ты! Просто жду Пихлакаса. Ты что это такой причесанный?
— Мылся, заодно волосы намочил, чтобы хоть часок полежали. Я, брат, наверно, последний день в школе. На инспектора прыгал.
— Как?
— Обыкновенно. На спину. Хоп — и на инспекторе. Теперь он меня со свету сживет. Не жить мне с вами. Ты, если хочешь, садись на мое место, рядом с Андресом…
Харри смотрел на Волли, растерянно хлопая глазами.
В это время в коридоре показалась тетя Клара, что работает на почте.
— Где тут у вас директор? Телеграмма срочная, а дома его нет…
— Занят. Сами ждем, — ответил Волли. — Можем передать, если хотите.
— Смотри сразу передай! Срочная! — поучала тетя Клара, пока Волли расписывался в ее книжке. И ушла.
Телеграмму можно прочесть и не распечатывая: нажать с боков, она станет такой трубочкой, все строчки видно. Так Волли и сделал.
— Что там такое? — спросил Харри.
Волли безнадежно махнул рукой. И вдруг решился. Засунув телеграмму в карман, он показал Харри кулак:
— О телеграмме никому ни слова, понял? Тайна! Разболтаешь — я к тебе привидением стану являться каждую полночь! Передай Андресу — пусть возьмет мои удочки, если хочет. А письмо на турбинный завод пишите завтра же! Понял? Скажи: такова последняя воля несчастного Волли Крууса. Прощай!
— Круус, куда же ты? — вслед ему жалобно вскрикнул Харри.
Но Волли уже исчез.
Глава семнадцатая, в которой и плачут и поют
Что творилось в шестом классе на следующий день, и рассказать трудно.
Ну, не явился Круус. Подумаешь, событие! Все знали, что у него болит живот.
Но, когда на первой переменке Харри передал Андресу последнюю волю Крууса и спросил, пустит ли его Андрес на завещанную парту, все переполошились.
Андрес сбегал в третий класс. Мари Круус знала только, что Волли ночью стонал, а утром не пошел в школу. Ну, значит, утром он еще был жив.
Айме, посланная Андресом в первый класс, узнала у Лийзи Круус, что утром мама дала ее брату чистое белье. Это было хуже: во все чистое одевают покойников. Хотя — больных тоже.
Решили до вечера паники не поднимать. Впрочем, директорская Юта вдруг заплакала — ей, видите ли, жалко Волли, он был такой хороший, лучше всех! При других обстоятельствах ее, конечно, задразнили бы, но сейчас, наоборот, утешали.
— Ты лучше расскажи, не говорил ли твой отец о стройке? Как там они решили? — чтобы переменить тему разговора, — спросила Айме.
— Наверно, плохо решили, — всхлипывая, ответила Юта. — Отец очень сердитый, совсем больной, лежит дома. Инспектор уехал поздно вечером. Отец говорил ему перед отъездом: «Нельзя идти на поводу у Эммы Рястас».
— Почему? — спросил Андрес.
— Я не знаю, — ответила Юта.
— А я знаю, — вдруг сказал тощий Харри.
И, хотя ему не очень хотелось признаваться, что он подслушивал, его заставили рассказать всё.
Доклад Харри занял целую перемену. Он, Харри, своими ушами слышал, как инспектор говорил:
«Школа — не строительная организация, всему есть мера!»