Повесть о спортивном журналисте

Соседом Лугового был Андрей Журавлев, корреспондент популярной московской газеты,—старый, больной, всю жизнь отдавший спортивной журналистике и в конечном счете не добившийся в ней особого успеха. Ну что, в самом деле, — был репортером еще в конце двадцатых годов, и сейчас, в семьдесят шестом,— все так же репортер, в той же газете. Карьера! Не то что иные, нынешние, молодые, бойкие, талантливые ребята. Вчера в институте, завтра где-нибудь литсотрудник, а через год-два, глядишь, уже в «Правде» отчеты печатает, книжку выпускает, маститым тренерам втыки делает, а главное, справедливые втыки. Когда успевают освоить профессию, да как еще освоить?! Непонятно, Журавлеву потребовалась для этого целая жизнь. За границей он бывал несчетное число раз, впервые побывав еще до войны в Турции, с футболистами. Он дружил со всеми спортивными знаменитостями всех времен. Знавал Поддубного, Селина, Жмелькова, был на «ты» с Шамановой, Старостиным, его частенько можно было видеть в Доме журналиста, Доме литераторов, в ЦДРИ или Доме кино. Журавлев был вхож к Кассилю, воевал вместе с Синявским, играл на бильярде с Рубеном Симоновым...

Его частенько приглашали в гости и на разные торжества известные спортсмены, деятели литературы и искусства. Он неизменно избирался тамадой во всех застольях.

Одним словом, он знал всю Москву, и вся Москва знала его.

И при всем при том оставался всего лишь репортером, хотя уважали его в газете едва ли не больше главного редактора. Журавлев был на редкость добрым и сердечным человеком, щедрым, веселым. У него были миллионы друзей и ни одного врага. Всем он старался помочь: одалживал деньги, стесняясь требовать обратно, устраивал прописку через друзей в райсовете, техосмотр без очереди через друзей в ГАИ, кого-то после трудных и долгих хлопот клал в больницу, а кого-то, чего греха таить, старался извлечь из вытрезвителя, чтоб без горестных последствий.

Он всем хотел помочь, всем желал добра и всех любил. Но больше всего любил спорт, спортивную журналистику, в которой так ничего и не достиг.

Тем не менее репортажи свои, однообразные, полные штампов и повторов, писал увлеченно, всегда карандашом и всегда на каких-то обрывках бумаги.

Окончив писать, снимал очки и неизменно прочитывал кому-нибудь из товарищей. Закончив читать, устремлял на слушавших вопросительный и доверчивый взгляд. И все, конечно, хвалили примитивный, скучный текст, а он радовался и с видом победителя вскидывал голову.

— Вот так, ребятки, — старая гвардия не подведет! Писать пока не разучилась. Так-то.

Поглаживая лысую, как бильярдный шар, голову, он вновь водружал на нос очки и спешил к телефону.

Он мало спал — страдал бессонницей, почти не ел —у него был больной желудок, ему тяжело давались дальние перелеты — пошаливало сердце. Но он, достав у кого-нибудь из бесчисленных знакомых врачей справку о том, что он здоров, продолжал ездить на все крупные соревнования за рубеж. По Советскому Союзу он колесил постоянно, выискивая самые захудалые спортивные мероприятия, лишь бы в них участвовали москвичи.

- Жена звонила? — повторил Журавлев.

- Жена, — пробормотал Луговой, устраиваясь поудобней под гигантской невесомой периной.

- Чего-нибудь не так? — спросил Журавлев.

- Да нет, все так, — Луговой вздохнул: он понял, что на сон рассчитывать не придется. — Чего не спишь?

- Как не сплю? — искренне удивился Журавлев. — Я сегодня, знаешь, когда лег? В одиннадцать! А сейчас уже три — сколько ж можно спать!

- Долго можно, долго, — проворчал Луговой. — Я вот мог бы спать десять часов подряд, если б, конечно, другой сосед попался.

- Так ведь не попался, а? Не попался? — весело сказал Журавлев. — Попался на твою беду я. А я знаешь, как агентство Пинкертона, мой девиз: «Мы никогда не спим».

В темной комнате наступила тишина.

- Ты знаешь, Лужок, — так ласково привык называть Лугового Журавлев, который всем давал меткие, но необидные клички, — ты все же будь поосторожней, поделикатней. Не начинай сразу мести. А то, глядишь, и полезное выметешь.

- В каком смысле? — усталый Луговой не сразу сообразил, о чем идет речь.

- Да все о том же, знаешь, как бывает. Пришел новый начальник —и давай: то не так, да этот не годится. Лютый, он, конечно не Дорошевич, но дело свое знает.

- Ах, вот ты о чем! Да нет, Андрей, ничего особенного делать не собираюсь. Но журнал-то меняется радикально, сам подумай — вдвое чаще периодичность. Человек двадцать новых работников брать придется. А откуда? Ты вот, к примеру, пойдешь?

Луговой приподнялся на локте. Сон отлетел окончательно.

В темноте раздался Тихий смешок Журавлева.

—Ну какой я новый, Лужок? Я старый. Да и не уйду я из своей газетки никогда. А тебе действительно новые нужны, понимаешь? Во всех смыслах новые. Другие требования теперь к нам, спортивным журналистам, нельзя по старинке жить.

Слышать такое из уст Журавлева было забавно, уж если кто и работал по старинке, так именно он. Словно прочтя мысли Лугового, Журавлев сказал: