Повесть о спортивном журналисте

Весь город полыхал флагами, повсюду виднелись олимпийские кольца, изображение бобра — символа Монреальских игр. Огромный, многометровый, он возвышался на пьедестале возле одного из магазинов, украшал витрины и сувенирные киоски — из дерева, из камня, надувной, стеариновый в качестве свечки, матерчатый, шоколадный, бумажный и пластмассовый, черный и белый, наконец, в виде натурального чучела. Всюду царил бобер. Медленно тянулся по улицам поток машин, их было так много, что они еле двигались, — автобусы со спортсменами, с неизбежными вооруженными солдатами на первом и последнем ряду, официальные машины с обычными нашлепками пропусков, с флажками на радиаторе, такси, автомобили Оргкомитета с растерянными солдатами-шоферами за рулем. Их собрали со всей Канады, и многие вообще никогда раньше не были в Монреале. «До чего все это утомительно, — думал Луговой, — вся эта духота, бесконечная беготня, толпа, этот сверкающий калейдоскоп впечатлений, вечная нехватка времени на дорогу, на сон, на работу.

Эти бесчисленные приемы и пресс-конференции, на которые приходится ходить, постоянные меры безопасности, из-за чего надо тратить часы для получения пропусков, для свидания с нужными людьми, для посещения Олимпийской деревни».

Он устал от необходимости в кратчайший срок писать свои обзоры и очерки, а не так, как он хотел бы это делать,— неторопливо, имея время на размышление. От того, что приходилось ловить и понукать авторов составляемого им олимпийского сборника, не менее занятых и торопящихся, Луговой тоже устал.

Но, как всегда бывает, на все хватало сил, он держался на нервах. «В Москве отдохну», — говорил он себе, тоскливо вспоминая уединенные аллеи Ботанического сада, где так любил гулять с Ириной, и прекрасно знал, что никакого отдыха не будет.

Советские журналисты держались дружной когортой — они часто встречались на соревнованиях, в пресс-центре, обменивались новостями, помогали друг другу чем могли, советовались.

И хотя все они представляли разные газеты, журналы, ТАСС, АПН, они работали не как их западные коллеги по принципу «каждый за себя, а бог за всех», но как единый монолитный организм.

Была еще одна особенность, присущая, впрочем, положению любых советских людей за границей.

К ним обращались с вопросами, разъяснениями, с критикой, даже с просьбами как к представителям своей страны. Западные журналисты представляли каждый лишь себя, свою газету. Советские — всю страну.

И относилось это не только к журналистам, но и к спортсменам, судьям, спортивным дипломатам.

- Знаете, — говорил Луговому советский представитель в Международной ассоциации фольклорной борьбы Сергей Алхимов, которого Луговой хорошо знал по Москве, — иной раз я жалею, что плохо готовил уроки в школе. Столько вопросов задают из любой области — ну ладно, политика, спорт, история, но ведь и медицина, сельское хозяйство, наука, юстиция... Они считают нас всех энциклопедистами. Лестно, конечно, и радостно, но ох как трудно.

- Да, вы правы, — соглашался Луговой, — иногда кажется, что тебя интервьюируют.

Они сидели в зале на соревнованиях по борьбе, беседуя, но то и дело прерывая эту беседу, чтоб подать очередной совет борцу, хотя оба прекрасно знали, что борец этих советов никогда не слышит.

Вернувшись, как обычно, в Отель часам к одиннадцати, Луговой неожиданно нос к носу столкнулся с Элен. Она стояла, словно кого-то ожидая, перед стеклянными дверями с зонтиком в руках, присматриваясь к накрапывающему дождю, и была очень эффектна: ее великолепную фигуру, как перчатка, облегал золотистый брючный костюм, гармонировавший с цветом ее глаз. Она выглядела удивительно красивой в неоновом свете ламп. Ничего не скажешь, Вист умел подбирать себе секретарш. Если она так же компетентна в своей работе, как красива, — Висту повезло.

Луговой так и сказал ей, стремясь быть галантным. Элен улыбнулась в ответ и задержала его руку. Луговой нахмурился — светский обмен любезностями грозил превратиться в беседу, а он до смерти устал — сегодня был особенно утомительный день.

—Куда вы так спешите, господин Луговой? — Элен улыбнулась, обнажая ровный ряд безупречно белых зубов. — Я заказала машину — она сейчас придет. Составьте мне компанию хоть на пять минут.

Луговой обреченно вздохнул.

- А где ваш шеф?

- Он в корпункте. К нему я и еду.

- Нехорошо заставлять так поздно работать такую очаровательную женщину, — выдавил из себя Луговой.

- Если б он ограничивался только этим, — усмехнулась Элен. Луговому не понравился столь откровенный цинизм.

- Здесь всем приходится много работать, — сухо заметил он.

- Скажите, — неожиданно спросила Элен, — как вы считаете, канадское телевидение справляется со своими задачами, я имею в виду освещение Игр?

- Мне кажется, да, — ответил Луговой, — две программы на английском, две — на французском, вечерний калейдоскоп, прямые передачи. По-моему, они хорошо работают.

- Да, по-моему, тоже, — согласилась Элен, — а как они показывают ваших спортсменов?

- Неплохо.

- Объективно?

- Что вы имеете в виду? — насторожился Луговой.