Повесть о старых женщинах

Когда почтенной старой деве, сидевшей в корзине, была оказана посильная помощь, сестры не без труда поднялись с колен и принялись шептаться, обсуждая, удастся ли им нанять новую прислугу. Они, кроме того, поспорили о том, возможно ли еще три недели выносить преступное фокусничанье нынешней обитательницы кухни. Очевидно было, что наступил кризис. Судя по выражению лица Констанции, судьба посылала им все новые и новые беды, никак не принимая в расчет, что их терпение не безгранично. Во взгляде Констанции постоянно читалось выражение скорби, а также некое подобие самозащиты. У Софьи был воинственный вид, словно особа на кухне бросила ей вызов, и этот вызов с готовностью принят. В тоне Софьи слышалось недовольство Констанцией. И напряжение все усиливалось.

Неожиданно перешептывания прекратились, открылась дверь, и вошла служанка, чтобы накрыть на стол к ужину. Она явилась с задранным носом, и взгляд ее светился жестокостью и торжеством. То была хорошенькая и дерзкая девчонка примерно двадцати трех лет. Она сознавала, что мучает своих старых и больных хозяек. Но ее это мало заботило. Она делала это с намерением. Лозунгом ее было: «Война хозяевам. Выжимай из них все, что можно, иначе они выжмут из тебя все, что можно». Из принципа — единственного принципа, который у нее был, — она не оставалась на одном месте больше полугода. Она любила менять места. А вот хозяева не любят менять прислугу. Она не знала стыда с мужчинами. Она не слушала распоряжений насчет того, что ей можно есть, а чего нельзя. Она запускала руку в хозяйские запасы. Она была неряхой, но могла быть и чистюлей и тогда, как сегодня, появлялась в переднике, символизирующем чистоту и невинность. Она могла пробездельничать целый день и до вечера не вымыть ни одной грязной тарелки. С другой стороны, она могла, когда это взбредет ей в голову, работать с удивительной быстротой, и к тому же аккуратно. Короче, она была рождена, чтобы бесить такую хозяйку, как Софья, и изводить такую хозяйку, как Констанция. В этой борьбе важнейшим ее преимуществом было то, что она обожала пререкаться, упивалась склоками и тосковала, когда устанавливался мир. Она была создана для того, чтобы убедить сестер, что настали трудные времена и мир никогда не будет таким прекрасным и милым, как прежде.

Накрывая на стол, служанка держалась изящно, но вызывающе. Она презрительно раскладывала по местам лязгавшие вилки, она издавала чуть больше шума, чем следует, а двигаясь, поигрывала пышными бедрами так, словно на нее глядит солдат в парадной форме.

Кроме прислуги, в доме ничего не переменилось. По-прежнему за дверью стояла фисгармония, на которой, бывало, играл мистер Пови, а на фисгармонии размещался ларчик с чаем, ключ от которого находился в связке у миссис Бейнс. В углу, справа от камина, как прежде, висел шкафчик, в котором миссис Бейнс хранила свою аптечку. Прочая мебель стояла так же, как ее расставили, когда после смерти миссис Бейнс мистер и миссис Пови стали владельцами всех сокровищ, находившихся в доме в Эксе. Обстановка была хороша, как прежде, и даже лучше прежнего. Доктор Стерлинг не раз выражал желание заполучить такой же угловой буфет, как у миссис Бейнс. В обстановке появился один новый предмет — та самая компотница, на которую Мэтью Пил-Суиннертон обратил внимание в пансионе Френшема. Это великолепное изделие, которое Софья, продав пансион, оставила за собой, стояло в верхней гостиной на этажерке. Компотница и еще несколько вещиц ожидали в Париже, пока Софья не послала за ними, и когда посылка прибыла в Берсли, сестры поняли, что теперь проживут вместе остаток жизни. Кроме денег, ценных бумаг и гардероба, у Софьи из имущества осталась практически только эта компотница. К счастью, то была первоклассная вещь, соответствовавшая антикварному великолепию гостиной.

Поддавшись страшной инертности Констанции, Софья, однако, была намерена по собственному усмотрению заняться убранством дома. Она собиралась убедить Констанцию в необходимости придать их жилью более современный вид. Констанцию она убедила, но дом оказался твердым орешком. С ним ничего нельзя было поделать. Будь в этом доме холл, можно было бы изменить все сверху донизу. Но наверх можно было попасть только через нижнюю гостиную. Следовательно, нельзя было превратить ее в кухню, закрыв кухню в подвале, так как хозяйки не могли навсегда привязать себя ко второму этажу. Расположение комнат должно было остаться прежним. По-прежнему в нижней гостиной дули сквозняки, на кухонной лестнице не было видно ни зги, к разносчикам приходилось выходить на задний двор, в спальные можно было попасть только по винтовой лестнице, как раньше, приходилось таскать вверх-вниз бесчисленные ведра. Во всем доме только современная кухонная плита, сменившая громоздкую старую, символизировала двадцатый век.