Повесть о старых женщинах

Узнав, что он унаследовал тридцать пять тысяч фунтов, Сирил не обнаружил ни малейшего волнения. Казалось, это ему безразлично. Он говорил об этой сумме тоном миллионера. Надо отдать ему должное — его не волновало богатство, разве что как средство порадовать свое зрение и слух, привыкшие к великолепию искусства. Однако, ради собственной матушки и ради жителей Берсли, Сирил мог бы сделать вид, что доволен. Констанция была огорчена. Поведение Сирила заставляло ее снова и снова возвращаться к мысли о бесплодности всей жизни Софьи и о тщетности всех ее усилий. Софья старела и ожесточалась на протяжении долгих безрадостных лет, чтобы накопить состояние, которое Сирил будет теперь холодно и без благодарности тратить, и не помышляя об огромных усилиях и бесконечных жертвах, понадобившихся, чтобы сколотить эти деньги. Он будет расходовать их с таким безразличием, словно подобрал их на улице. С каждым днем, все глубже осознавая свое горе, Констанция все яснее понимала, насколько трагична была жизнь ее сестры. Своевольная Софья обманула мать и заплатила за обман тридцатью годами печали и полным крахом.

Недели две пошатавшись по Берсли в изящном траурном костюме, Сирил как-то вечером неожиданно сказал: «Я должен уехать послезавтра, мамаша». И он рассказал ей о том, что уже давно твердо сговорился с Мэтью Пил-Суиннертоном поехать в Венгрию, причем отложить поездку нельзя, так как она связана с «делом». До того он ни словом об этом не обмолвился. Сирил, как обычно, был скрытен. Что касается отдыха Констанции, он предложил ей поехать вместе с Холлами и Диком Пови. Лили Холл и Дик Пови понравились Сирилу. О Дике он сказал: «Это один из самых замечательных парней в Пяти Городах». И вид у Сирила был такой, будто это он создал Дику хорошую репутацию. Констанция приняла приговор, зная, что он не подлежит апелляции, и согласилась остаться одна. Здоровье ее было в исключительно хорошем состоянии.

Когда Сирил уехал, Констанция подумала: «И двух недель не прошло, как Софья лежала здесь, на этом столе!» Каждый день Констанция с растерянностью вспоминала, что несчастной, гордой, властной Софьи больше нет в живых.

Глава V. Смерть Констанции

I

Когда примерно через год, в июне, Лили Холл днем заглянула в выходившую окнами на Площадь гостиную миссис Пови, она увидела перед собой спокойную, довольно бодрую пожилую даму, выглядевшую старше своих лет (ей было в то время чуть больше шестидесяти), главными врагами которой были ишиас и ревматизм. Ишиас был ее старинным привычным недругом, и потому беззлобная Констанция с любовью именовала его «мой ишиас». Ревматизм был недавним и нелюбимым пришельцем, и его жертва опасливо и в то же время презрительно именовала его «этот ревматизм». Констанция очень располнела. Она сидела в низком мягком кресле между овальным столом и окном, одетая в платье черного шелка. Когда Лили вошла, Констанция подняла голову, ласково улыбнулась, и девушка крепко ее поцеловала. Лили знала, что здесь ей рады. Она сблизилась с Констанцией, насколько это позволяла разница в возрасте, и из них двоих Констанция была искреннее. Как и Констанция, Лили была в трауре. Несколько месяцев назад умер ее престарелый дед, бакалейщик Холл. После этого его младший сын, отец Лили, оставил дело, которое братья вели в Хенбридже, чтобы на время взять в свои руки торговлю отца на Площади св. Луки. Из-за смерти олдермена Холла свадьбу Лили отложили. Лили заходила к Констанции — просто повидать ее и выпить с нею чаю — четыре-пять раз на неделе. Она слушала рассказы Констанции.

Все считали, что Констанция «великолепно перенесла» весь ужас, связанный со смертью сестры. И впрямь было замечено, что она уже много лет не была так философически настроена, так бодра и так доброжелательна. Правда заключалась в том, что, хотя утрата принесла ей неподдельную и неизбывную скорбь, она же оказалась для Констанции облегчением. Когда Констанции было уже за пятьдесят, энергичная и властолюбивая Софья прервала ее летаргический покой и весьма основательно нарушила ее устоявшиеся привычки. Правда, Констанция сопротивлялась Софье в главном и одержала верх, но в тысяче мелочей она либо потерпела поражение, либо и не пыталась бороться с сестрой. Софья была «не по силам» Констанции, и, только до изнеможения расходуя нервную энергию, Констанция сумела спасти малую часть себя самой от бессознательного напора Софьи. Всему этому напряжению пришел конец со смертью миссис Скейлз, и Констанция снова стала хозяйкой у себя в доме. Сама Констанция никогда бы не признала этого, даже в душе, и никто не осмелился бы обмолвиться об этом хоть словом. Ибо, при всей мягкости ее характера, Констанция умела внушить страх.

Когда Лили вошла, Констанция прятала фотографию в альбом, обтянутый плюшем.

— Новые фотографии? — спросила Лили.