Повесть о старых женщинах

— Это действительно весьма интересно! — сказала она. И вправду, это было весьма интересно, ибо Арчибальд Джонс являлся одним из кумиров Объединения Уэслианских методистов, замечательным проповедником, известным всей Англии. Не было равного ему проповедника на поминальных и посвященных памяти жертвователей службах. Само его имя — Арчибальд помогало ему: оно звучало ласково и сладостно в ушах его почитателей. Он не был странствующим священником, переезжающим с места на место каждые три года. В его обязанности входило руководство деятельностью «Книжного клуба» — издательского отделения Объединения. Жил он в Лондоне, субботу и воскресенье проводил в провинции, где по воскресеньям читал проповеди, а по понедельникам вечером произносил речи перед «собранием прихожан», отмеченные некоторой книжностью. В каждом городе, который он посещал, возникала борьба за право оказать ему гостеприимство. Он обладал неуклонной целеустремленностью, неутомимой энергией и живым умом. Ему было пятьдесят, потеряв жену, он последние двадцать лет прожил вдовцом. Казалось, для этой яркой личности подходящих женщин не находилось. И вдруг им завладела Элизабет Четуинд, покинувшая Пять Городов четверть века тому назад в возрасте двадцати лет! Ей, женщине суровой, усатой, грозной и сухой, по-видимому, удалось завоевать его своим мощным интеллектом! Должно быть, произошло единение двух умов! На него произвел впечатление ее интеллект, на нее — его интеллект, и тогда их интеллекты обменялись поцелуями. В течение недели пятьдесят тысяч женщин в сорока графствах мысленно представляли себе это лобзание интеллектов, пожимали плечами и в очередной раз приходили к выводу, что мужчины — существа непостижимые. Подумать только, что эти блистательные лондонцы тоже влюбляются, как все люди! Но нет! В этом случае слово «любовь» казалось слишком грубым и чувственным. Все ощущали, что его преподобие Арчибальд Джонс и мисс Четуинд-старшая вознесут брак, как теперь бы сказали, к звездным высотам.

Подали чай, и миссис Бейнс постепенно обрела способность сравнивать свои достоинства с заслугами мисс Алин Четуинд. «Да, — мысленно произнесла она. — Можете разглагольствовать насчет вашей сестры и называть его просто Арчибальдом, можете изящно выражать свои мысли, но разве есть у вас такой сервиз, как у меня? Можете вы сварить клубничный мармелад лучше этого? Не стоит ли одно мое платье больше, чем вы тратите в год на все ваши туалеты? Хоть раз какой-нибудь мужчина взглянул на вас с интересом? И вообще, разве нет в моем образе жизни чего-то… короче говоря, чего-то?..»

Вслух она ничего не сказала. Она нисколько не нарушила безупречной вежливости хозяйки дома. Даже в тоне ее не было и намека на то, что она персона немаловажная. Однако мисс Четуинд внезапно почувствовала, что лучше бы поглубже спрятать свою гордость по поводу возможности стать свояченицей его преподобия Арчибальда Джонса. И она спросила о здоровье мистера Бейнса. После чего разговор как-то угас.

— Надеюсь, вас не удивило мое письмо? — спросила миссис Бейнс.

— И да и нет, — ответила мисс Четуинд на этот раз уже профессиональным тоном, а не тоном будущей свояченицы. — Мне, конечно, искренне жаль терять таких прилежных учениц, но нельзя же оставлять у себя учениц навечно. — Она улыбнулась; она не теряла мужества, хотя знала, что лишиться учениц проще, чем найти новых. — Однако, — последовала пауза, — ваше мнение о Софье совершенно справедливо. Она нисколько не отстает от Констанции. Софья, безусловно, девочка незаурядная.

— Надеюсь, она не очень огорчала вас?

— О нет! — воскликнула мисс Четуинд. — У нас были прекрасные отношения. Я всегда старалась взывать к ее разуму. Я никогда не принуждала ее. Ведь с иными девочками… Я считаю Софью, в известном смысле, самой незаурядной девушкой, не ученицей, а — как бы это сказать? — самой незаурядной личностью из всех, кого я знала. — И с достоинством добавила: — И заметьте, от меня такое не часто услышишь!

— Вот как! — сказала мисс Бейнс. А сама подумала: «Я ведь не из ваших обычных, глуповатых родителей. Я сужу о моих детях беспристрастно. Лестные слова о них на меня не действуют».

Однако она была польщена, и у нее возникла мысль, что Софья действительно девочка необычная.

— Она, вероятно, говорила вам, что хочет стать учительницей? — спросила мисс Четуинд, взяв кусочек бесподобного мармелада.

Ложку она держала большим и тремя последующими пальцами, к которым никогда не присоединялся мизинец, он, изящно изогнувшись, гордо отстранялся от них.

— Неужели она и вам сообщила об этом? — с тревогой спросила миссис Бейнс.

— Ну конечно! — подтвердила мисс Четуинд. — Она не раз мне говорила. Софья очень скрытная девочка, но, осмелюсь сказать, мне она всегда доверяла. Временами мы с Софьей очень сближались. На Элизабет она произвела огромное впечатление. Должна сказать вам, что в одном из последних писем ко мне она писала о Софье и о том, что как-то упомянула ее имя при мистере Джонсе, а он, оказывается, хорошо ее помнит.