Повесть о страннике российском

При луне проскакали верст тридцать по тракту. Слева от дороги, навстречу всадникам, катила свои волны красивая Марица. Перед арочным каменным мостом всадников остановили караульные турецкие солдаты. Начальник караула долго разбирал фирман шипкинского кордона, выданный двум солдатам-отпускникам. Даже не поинтересовавшись, почему солдат стало три и один из них одет в простой халат, начальник велел пропустить конников на мост.

На восходе солнца всадники были в Харманли, и Василий, непривычный к долгой верховой езде, с трудом передвигал ноги, ведя свою лошадь под чей-то гостеприимный навес. Однако отдых в Харманли был краток. День выдался нежаркий, да и от Марицы веяло прохладой. Уже через три часа спутники разбудили Василия. Коней поили под мостом, в быстрой Харманлийке. Пока охолонувшие на стоянке лошади, отфыркиваясь и вздрагивая, пили холодную прозрачную воду, Василий глаз не мог отвести от игры форелей на быстрине. Потом все три всадника резво вымахнули на откос, и скачка продолжалась.

Баранщиков не успевал восхищаться красотами древней болгарской земли, так быстро одна живописная картина сменялась другой. Вот дорога снова перешагнула через Марицу, чтобы наконец расстаться с ее цветущей долиной. Постепенно становясь круче, дорога углублялась в отроги Балканских гор. Запомнилась Василию короткая остановка в деревне Карабунар, где привал устроили на краю тенистого старинного кладбища, очень большого и красивого.

Уже в наступающей темноте, чуть не падая с седла от утомления, Василий увидел большой поселок, красивые темные деревья и журчащий фонтан с каменным бассейном.

— Эски-Саара, по-нашему — Стара-Загора! — услышал он слова спутников. — Здесь будем ночевать.

…Утром, на рассвете, когда стали седлать коней, Василий Баранщиков чуть не ахнул от изумления, оглядевшись кругом. Прямо перед ним, заслоняя с севера весь горизонт, взметнулась к тучам громада Балканского хребта, похожая на исполинскую гриву каменного дракона. Оттененные полосками лесных зарослей и кустарников каменистые склоны поражали яркостью своих утренних красок: в лучах зари скалы казались фиолетовыми, огненно-рыжими, голубыми, серыми… Облака над горами, казалось, еще сохранили очертания тех извилистых ущелий и долин, откуда утренний туман поднялся в небо. А тут, у подножия этих гор, торопливо седлали турецких коней болгарские юнаки, спутники российского странника…

— Теперь — до Казанлыка, — сказали они Баранщикову. — Дальше тропами пойдем; в пещере, у наших юнаков, отдохнешь, и — выведем тебя по ту сторону гор. Там леса большие, почти до самого Дуная тянутся. По Дунаю твои собратья живут, русские рыбаки, некрасовцы-липоване и руснаки. Они помогут тебе на тот берег перебраться. А вон, видишь, на востоке, где солнышко встало, там есть город Сливен — туда крымский хан переселился, которого вы из Бахчисарая попросили…

Тридцать верст до Казанлыка лошади одолели к полудню — дорога шла в гору. Село Казанлык лежит в Долине роз у самого подножья Старой Планины, как болгары называют Балканские горы. В село путники не вошли — там в нескольких домах были расквартированы стражники турецкого кордона и на дороге часто останавливали прохожих. Оставили коней на хуторе перед селом и тайными горными тропами углубились в самое сердце «Старой Матери — Старой Планины»…

Удивительны и памятны были дни, проведенный Василием в партизанской пещере на лесистом северном склоне хребта!..

Тишина кругом, только глухо шумит горный ручей в ущелье. Большая пещера, образовавшаяся среди могучих глыб древних выветренных пород, слабо освещена жировым светильником и тлеющими углями костра. Вход сюда тесный и низкий, незаметный в тени темных елок, а в самой пещере просторно и свежо. Сквозь расселины уходит дымок от сухих дров и притекает свежий горный воздух.

Дно пещеры устлано хвойными ветками, поверх них набросаны домотканые ковры. На красных углях костра поджаривается свежина. Человек двадцать болгарских гайдуков лежат вокруг костра в ожидании трапезы. Пламя озаряет смуглые лица, черные усы, барашковый шапки, пистолетные рукоятки, сабельные клинки. Кто бруском натачивает лезвие кинжала, кто разбирает ружейный замок…

Трапеза окончена, и старший из воинов подзывает музыканта, просит его принести гайду…[37] Стихают и разговоры, и шорохи, только угли чуть потрескивают. Протяжный, мелодичный звук, похожий на пастушеский рожок, рождается под сводами пещеры, ему вторят певцы, и все мощнее, все громче гудит хор, аккомпанируя ведущему голосу певца-сказителя.

Слушает не наслушается российский странник! Одну за другой поют ему друзья-гайдуки старинные свои песни. Из них вот какая особенно запомнилась Василию: