Читаем Повесть о суровом друге полностью

- Н-ничего, так, - запнулся я, не зная, что ответить. Потом вспомнил о сабле и протянул ее отцу: - Я... т-тебе саблю принес.

Отец грозно поднялся из-за стола:

- Где взял?

- У кадета отняли.

Не спуская с меня сердитого взгляда, он взял саблю, внимательно осмотрел ее и положил на стол. Снова зазвенел желтый ящик.

- Марш домой! - успел сказать отец и снял с крючка трубку. - Устинов у телефона.

С пылающим лицом я вышел в коридор. Ребята стояли в очереди перед дверью с табличкой: "Запись в красногвардейцы здесь". Первым стоял Уча, за ним Цыган, сзади Илюха. Он держался за Абдулку и дрыгал ногой от нетерпения. Васьки в коридоре не было. Наверное, он уже записывался.

Увидев меня, ребята бросились навстречу.

- Записали? - с завистью спросил Уча.

- Записали, - уныло ответил я.

Толкая друг друга, они ринулись в кабинет отца, но тут же выскочили обратно.

- Дать бы тебе по сопатке, - угрюмо сказал Абдулка и пошел к выходу. За ним огорченные Илюха и Уча.

Где же Васька? Я бродил по коридорам и нигде не находил его.

В коридоре, у стенки, была навалена гора оружия, отобранного у бывших офицеров, у штатских на улицах, в домах буржуазии. Тут были штыки и кинжалы разной формы, берданки, шахтерские обушки, пулеметные ленты без патронов и с патронами. Тут же, на ворохе оружия, лежали буханка хлеба, граната и консервы.

В одной из комнат я увидел красный флаг, который сшила моя мать. Старик плотник прибивал красное полотнище к древку. Молодой парень с банкой краски в руке отталкивал старика и говорил:

- Подожди, надо лозунг написать.

- А где раньше был? Знамя в бой требуют, пиши, да поскорее.

Парень помешал кистью в банке и спросил:

- Что напишем на знамени?

- Известно что: "Да здравствует революция!"

- Революция была в феврале, - сказал парень.

- В феврале была буржуйская, а сейчас наша, пролетарская.

Они заспорили. Вошел Абдулкин отец, дядя Хусейн.

С тех пор как ему удалось бежать из тюрьмы, он долго болел и все время кашлял. Говорили, что ему в тюрьме отбили легкие.

Старик плотник и парень спросили у дяди Хусейна, что написать на знамени.

- Пишите так, чтобы душу волновало, - сказал дядя Хусейн. - Пиши: "Это будет последний и решительный бой!"

В коридоре я увидел Ваську. С обиженным видом, ни на кого не глядя, он шел к выходу. Я догнал его:

- Ну что, Вась?

- Мал, - ответил он, криво усмехаясь. - А мне уже тринадцать. Ладно, все равно будет по-моему.

Васька оглянулся и таинственно зашептал:

- Идем на завод, самопалы сделаем. Найдем железную трубку, один конец загнем, просверлим сбоку дырочку для пороха, а трубку проволокой прикрутим - и готово ружье. Можно гайками стрелять, а еще у меня две пули есть.

- Идем!

Обнявшись, мы быстро зашагали к заводу.

3

На площади, где жили буржуи, мы встретили колбасника Сеньку. Заметив нас, он поспешно скрылся во дворе, а потом высунул из калитки голову и запел:

Большевик, большевик,

Четыре винтовки,

К нам казаки придут,

Тебе штаны снимут.

Васька запустил в него камнем, но Сенька успел захлопнуть калитку. Камень ударился о забор, в ответ громко залаяли собаки. Мы пошли дальше, а Сонька вышел из калитки и снова запел:

Васька-Васенок,

Худой поросенок,

Ножки трясутся,

Кишки волокутся.

Почем кишки?

По три денежки.

Мы свернули в переулок, за которым начинался завод.

На терриконе заводской шахты, на самой его вершине, видна была фигура человека с винтовкой.

Мы стали карабкаться вверх по крутому сыпучему склону, сталкивая ногами куски тяжелого глея. Они катились книзу, увлекая за собой целую лавину камней.

Местами террикон дымился. Зная, что здесь горит уголь и в таких местах можно провалиться и обжечь ноги, мы обходили очаги дыма.

С трудом достигли мы вершины.

Здесь свистел ветер. Красное полотнище флага клокотало на древке тревожно и призывно. Оно рвалось с древка, хлестало по нему и раздувалось парусом.

Возле флага стоял молотобоец Федя.

- Ты кого здесь караулишь? - спросил Васька, здороваясь с Федей за руку.

- Врагов революции высматриваю! - Федя зябко поежился, подняв воротник пиджака.

С террикона открывались неоглядные дали. Каждый дом был виден как на ладони. Церковь с потемневшими от заводской копоти куполами величественно возвышалась над хилыми землянками. Вдали то здесь, то там синели рудники. Желтоватая степь с глубокими балками, нити серых дорог окружали задымленный городок.

Любуясь видом родных мест, мы держались друг за друга, чтобы ветер не сдул нас.

- Давайте искать наши хаты, - предложил я.

- А чего их искать? - ответил Васька и указал пальцем вдаль: Во-о-он наши хаты.

- Где?

- Да вон же. Церкву видишь?

- Вижу.

- Рядом хата под железной крышей Витьки Доктора, видишь?

- Ага.

- Ну а теперь гляди чуть вбок. Дом Мурата под тополем видишь?

- Где?

- Да ну тебя!

- Вижу, вижу... - сказал я, хотя ничего, кроме церкви и Витькиного дома, не видел.

- Ну и все, - успокоился Васька. - Вон моя хата, а напротив, с высокой акацией, твоя.

Пока мы разговаривали, Федя тревожно всматривался в даль, приложив ко лбу ладонь козырьком.

- Калединцы... кажись, они... - проговорил он неуверенно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары