Повесть о суровом друге

- Ох, есть хочется! - со вздохом проговорил Илюха.

- Хотя бы корочку погрызть.

- Хлопцы, а у меня в сарае хлеб кукурузный спрятан, - похвалился Абдулка.

- Принеси, - заныл Илюха. - Жалко, да?

- Ишь хитрый! Это я для мамки на шапку выменял. Мамка больная лежит.

Но все-таки дружба взяла верх: Абдулка сбегал к себе в сарай и скоро принес черствый, весь в паутине, ломоть кукурузного хлеба, а кроме того, два кусочка сахарина и жестяной чайник воды. Хлеб и сахарин мы разделили на части и стали пить «чай», по очереди потягивая из носика белого, побитого ржавчиной чайника.

- Ничего, скоро будем настоящий хлеб есть, - сказал я.

- Почему ты знаешь?

- Знаю. Скоро наши побьют беляков, и тогда хлеб начнется.

Илюха, Абдулка и Уча молчали. Потом Абдулка солидно заметил:

- Трудновато. За беляков Немция заступается.

Илюха мотнул головой, хотел что-то сказать, но закашлялся. Слезы выступили у него на глазах. Отдышавшись, Илюха прохрипел:

- Не знаешь, так молчи! Немция не заступается. Германия и Фифляндия за них, вот кто!

Я ухмылялся, потому что знал: Фифляндия не заступится.

- Давай поспорим, что Фифляндия не заступится! - предложил я.

- Давай. На что спорим?

- На два лимона![12]

- Тю, что за два лимона купишь? Давай на сто лимонов.

- Давай!

Ребята разняли наши руки. В это время на чердак влез Васька. Наклонив голову, чтобы не удариться о низкие стропила, он подошел к нам и сел на деревянную перекладину.

- Вы что тут делаете?

Илюха оживился и пригрозил мне:

- Сейчас ты заплатишь мне сто лимончиков. Мы сейчас у Васьки спросим. Вась, а Вась, скажи: Фифляндия заступается за белогвардейцев?

- Не Фифляндия, а Финляндия. - Васька взял чайник и напился из носика. - А насчет того, кто заступается, то дело ясное: буржуи финские за белых, а рабочие за нас.

Илюха смущенно замолчал и, чтобы я не требовал с него сто лимонов, перевел разговор на другое:

- А скажи, кто победит: мы или белогвардейцы?

- Мы победим, - уверенно заявил Васька. - У нас Буденная армия собирается.

- Какая Буденная?

- Красноармейцы все, как один, на конях и с шашками. Ух и смелые! А Буденный - командир, из бедняков. Сам в атаку ходит. Беляки если увидят его издалека, то сразу тикают... Один раз интересный случай был. Отца Буденного белые захватили в плен и говорят: «Выдай сына, отпустим». А он отвечает: «Подавитесь вы своими словами, чтобы я родного сына выдал». Тогда белые говорят: «Мы тебе кишки выпустим и собакам бросим. Живи до утра, а на рассвете казним». Узнал про это Буденный и поскакал к своему товарищу красному командиру. «Дай, - говорит, - полк кавалерии, мне надо отца выручить». - «Не могу дать, люди мои устали». - «Ну хоть сотню». «Не могу». - «Тогда десяток бойцов дай». - «Нет». Задумался Буденный: что делать? Ночь кончается, скоро отца расстреляют. Сел он на коня, взял с собой родного брата, и поскакали они на белых. «Первый эскадрон направо! Второй эскадрон налево!» - скомандовал Буденный. «Ура-а!» Увидели деникинцы Буденного, и давай бог ноги! Подлетел он с братом к тюрьме, отсек голову часовому, тюрьму открыл, взял отца, посадил на коня, и шукай ветра в поле!

- Ух, как интересно! - выдохнул Абдулка.

- Расскажи еще, - попросил Уча. - Вась, расскажи.

- Некогда. - Васька подмигнул мне.

- Вась, а как ты узнал про Буденного? - спросил Илюха, подозрительно прицеливаясь хитрым глазом.

- Сорока пролетала и мне рассказала, а тебе, рыжему, поклон передавала.

- Скорей бы прогнали белых, - сказал со вздохом Абдулка.

- Прогоним, чего ты беспокоишься? - сказал Уча. - Скинем их в Черное море, и нехай купаются с карасями.

- Поесть бы карасиков... жареных, - сказал Илюха, облизываясь.

- Карасиков... Тут картошки не видим, хлеба не достанешь, - сказал Уча с досадой.

- А помните, как мы обедали в столовой при Советской власти? спросил я.

- Фартовая была жизнь, - согласился Васька. - А будет еще лучше. Надо только Деникина разбить, чтобы война кончилась.

- Скажи, Вась, какая будет жизнь?

- Правда, расскажи, - попросил я.

- Тогда такая жизнь придет, что у вас головы не хватит понять.

- А ты все равно расскажи...

Плавно покачиваясь и обняв руками согнутые колени, Васька задумчиво смотрел в слуховое окно, сквозь которое было видно далекое небо, повисшее над тревожной, изрытой окопами родной нашей степью. Чуть заметная улыбка озаряла его лицо.

- Перво-наперво ни одного богача на свете не останется. Захочешь нарочно найти, и ни одного буржуя не сыщешь на всей земле, во всех странах и государствах, за морями-океанами... И воевать тогда люди перестанут. В городах построят высокие дома. А в них лампочки загорятся, не керосиновые, а такие... фонари! Много-много, может, целый миллион или сто тысяч. Ярче солнца засияют! А на улицах будут абрикосы расти, вишни, разные тюльпаны. Даже в заводе зацветут деревья. Работай и слушай, как птицы поют... Пацаны тогда все до одного научатся читать и писать, а вырастут, сами станут председателями! Вот какая жизнь придет! Коммунизм называется...

- На всей земле так будет?

- На всей, - сказал Васька. - Останутся на свете одни рабочие и крестьяне.

- А когда это будет?